рейтинг проекта: NC-21
жанр: авторское фэнтези 
система игры: эпизодическая
Эфирион |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Место: Аркадия | Дата/время: 5 лет назад | Участники: Мартин, Кахир |
Тип эпизода: Закрытый
Краткое описание эпизода: "Великий побег" — лишь начало пути и лишь малая его часть, вся дальнейшая дорога — вечность горящих страниц прошлого.
Удобно, когда есть те, к кому можно обратиться за спичками.
He promised I would find a little solace
And some piece of mind
But my heart is restless
Because the night is getting longer
[indent] Ему некуда спешить. У ног потрескивая жалуется на холод костер, прося подбросить в него еще немного топлива, слезно обещая вот-вот затухнуть при каждом последующем порыве ветра. У этого огня не согреться, он как маяк в этой ночи был призван соблазнить своим светом одного единственного мотылька, что блуждал где-то там и Кахир не знал даже его лица, а поэтому был вынужден терпеливо ждать и поддерживать сигнальный жарник сколько того потребуется. Промозгло. Конь лениво топтался где-то неподалеку, изморозь таяла под клубящемся из его ноздрей теплым паром, позволяя скакуну наслаждаться еще какими-никакими, но еще сочными побегами травы. И, пожалуй, пока что они были единственными двумя живыми душами в округе, ведь даже ночные птицы предпочитали вслушиваться и выжидать, ровно как и он.
[indent] Двумя днями ранее Харири как всегда лениво пролистывал рабочие бумаги. Бюро еще было слишком молодым чтобы доверять важные задания кому попало, да и сотрудников было не так много. Справедливости ради, то и заказов серьезных было раз, два и обчелся. Так что ради того чтобы заработать хорошую репутацию своему заведению и со временем снова лениво начать протягивать ноги где-нибудь в борделях, требовалось хотя бы изредка прилагать максимум усилий и браться за заказы лично. Зверолюд, молодой, сопровождение, убежище, - монотонно перечислял он про себя и без того очевидные вещи, возможно в надежде что так те отложатся в памяти наверняка и будут почаще тревожить инкуба, вынуждая того ощущать всю важность и серьезность его личной заинтересованности в этой работе. Это заставило его ворча полезть в гардероб, что давно поела моль и где-то в углу наверняка выросли грибы, поскольку Кахир и верхняя одежда - это что-то из ряда вон для него, поскольку мужчина бывал чаще голым, чем наоборот. А тут снова нужна маскировка, амуниция, специальные артефакты, походное снаряжение. Как много проблем.
[indent] Покинув Эдем инкуб уже привык скрывать свое происхождение, так что без рогов и хвоста чувствовал себя вполне комфортно, хоть иногда лишняя конечность не помешала бы. Вот и сейчас пришлось подниматься с бревна, на котором, собственно, он и нашел свое временное пристанище, чтобы наконец повесить котелок над костром и подкинуть наконец топлива в огонь в виде пары подсушенных поленьев. Скорее всего его заказчику захочется согреться и немного перевести дух, следовало позаботиться о чае, хоть это и не входило в список обязанностей Кахира или было прописано где-то в контракте, но раз уж в данный момент он притворялся человеком, то и вести себя стоило подобающе. Будь он самим собой, то попросту всунул бы юнцу какой-нибудь алкогольный напиток, да и все. Однако было сложно воспринимать кого-то взрослым, если этому созданию было меньше пятисот лет. Некоторые и до сотни то не доживают, их жизнь для Харири была сравнима с щелчком пальцев. Одно движение, один звук и все. Никакого фейерверка, брызг, эха, просто трупом в землю и на корм всякой падали.
[indent] Ждет, морщится, закуривает трубку с табаком покрепче и ворошит угли палкой. В очередном унылом завывании ветер в который раз пробирается под перья на вороном манто мужчины. Со стороны больше похож на куст. Можно было не торопиться с маскировкой, еще неизвестно сколько мы продержимся в седле. Вернее, сколько он сможет в нем протянуть, - поскольку зверолюд был молодым и неизвестно откуда добирался до этого места, каким образом. Может еще вдвоем придется на одной лошади ехать, но для инкуба это привычно. Даже удобнее, поскольку заказчик сможет подремать прямо на скаку, если ему, конечно же, удастся заснуть в таком положении и при постоянной физической тревоге организма. Можно было бы пошутить что некоторые тоже в процессе секса могут засыпать, мол, ритмичные движения могут сработать как условное укачивание, ровно как и езда верхом. Только от укачивания еще некоторых мутит, так что все сводилось частенько лишь к одному - трезв оппонент или нет. Зато пребывание в седле отличный пример того почему во время секса так важно почаще менять позы, а то вот так трахаешь кого-то, трахаешь, а у него ноги начали затекать, потом задница отнялась и следует унизительный вкрадчивый вопрос, - ты там стараешься вообще? Потому что он, видите ли, ничего не чувствует уже, паралич разобрал его, мать его дери, а кому-то от этого обидно. Кто-то пыхтел и старался все это время, упивался собственным превосходством и что без стимуляторов ничего не падает, умеет долго не кончать, ну и все в таком духе. Только тут вот оно что.
[indent] Хмыкнул, сплюнул в сторону образовавшуюся во рту горечь от крепкого табака, прислушался. Нет бы встречаться где-нибудь в баре, - инкуб не скрывал своего недовольства. Ему было комфортно среди проявления любых человеческих эмоций, а здесь был абсолютный штиль, только он один и единственное что Харири ощущал, так это раздражение. Мог бы греться среди прелестей не менее прелестных созданий, а вынужден сидеть здесь, притворяться частью мертвого пейзажа. Еще и шрам поперек глаза с непривычки доставлял определенные неудобства, но скоро это пройдет. Хотелось так думать.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/d5/79/72/922608.jpg[/icon][nick]Первый[/nick]
Как зверь, по болезни покидающий свой дом, свою стаю, так и Арье искал покой в бегстве, сжигая мосты, связывающие его с прошлой жизнью, аккуратно избавляясь от улик, которые могли бы выдать в злостном поджигателе его самого, заметая следы, чтобы обратиться в тень в глазах окружающих его жителей Аркадии. Друзья, приятели, коллеги, недруги — все это теряло смысл и очертания в едкой горечи дыма, в треске и танце огня, за которым смотрел зверолюд завороженно и опасливо, терпеливо дожидаясь, когда языки его изничтожат остатки окровавленной одежды — последние свидетельства о той злополучной ночи, не считая бесконечной череды кошмаров и образов все еще, стоящих перед глазами и проносящихся столь живо при срабатывании спусковых крючков.
Он никогда не думал, что столкнется с этим: бредя за теми, чьи руки умыты кровью, в один момент наступит на свой хвост. Он никогда не думал, что идиллия, которую он выстраивал и в каждый кирпич которой вкладывал весь смысл, окажется разрушена его собственным же решением.
Бежать.
Сама мысль, слово, так противно хрустит песчинками дорожной пыли на зубах, заставляет натягивать черный капюшон на голову и задерживать дыхание, чтобы спрятать нервный выдох, с которым изо рта вырвется облачко пара.
Бежать — так поступают только трусы. Но в трусости Арье не признается никому, пусть, глядя в отражении в растянувшейся под ногами луже, всегда найдет повод, чтобы укорить себя в ней, прежде чем разобьет водную гладь жёстким шагом.
Сейчас, пока он бредет по лесной тропе, он старается не утопать в собственных мыслях. Бесконечные ряды темных стволов деревьев окружают его, над головой смыкаются уже облетающие кроны, обнажающие крючковатые ветки, напоминающие вытянутые когтистые пальцы, шорохи и запахи ночной жизни кружат голову, играя на первобытных инстинктах, столь обостряющихся от неизбежного затянувшегося отказа от себя. Над головой россыпь небесных огней и луна, медленно набирающая свою силу.
Бернхольд закусывает язык между резцами. Теплый плащ защищает его от холодных порывов ветра, блуждающих по коридорам лабиринта, образованного лесным массивом, но ничто не может защитить его от того, что кроется ближе и глубже.
Он идёт тихо, хотя должен бы шуметь, чтобы нарушить покой и сохранить собственное внимание сконцентрированным на дороге, на опознавательных знаках, которые он обязан не пропустить. Он должен шуметь, чтобы отпугнуть вопросы, роящиеся в его голове. Но неизбежно проигрывает им из раза в раз.
Возможно, ему удастся отпустить прошлое. Но для этого ему точно потребуется время. Пока же оно напоминает ему обрубок собственного хвоста, что при неосторожном движении утраченной части тела отдает фантомной болью, расползающейся по телу, но неизбежно возвращающей в действительность.
Арье замирает и настораживается, когда, прорезаясь сквозь привычные ароматы, запах дыма, реальный, не воскрешенный памятью, но далекий, щекотит его ноздри, заставляя приоткрыть рот и вдохнуть воздух, чтобы прочувствовать его. Донесенный дуновением ветра, он подсказывает направление и указывает дальнейший путь, поселяя в груди зверолюда смутную тревогу, от чего под темной тканью шевелятся его волчьи уши, а сам он мешкает пару мгновений, прежде чем продолжает идти, ускорив шаг, будто боясь потерять столь значимый ориентир.
Что вообще заставило связаться его с информационным бюро? Как он вообще попал сюда?
Все то лишь подтверждения неутешительному выводу, от которого Арье петляет по дорогам собственной жизни.
Нервозность, обращающаяся в льдистую защиту, пронизывает каждое его движение и каждый его шаг.
Не каждый, пытаясь спасти что-то от своего имени, даже если для этого придется его вычернуть, отправится в другой город и выложит значимую сумму.
Не каждый будет так отчаянно уничтожать напоминания, что едва не решится на прямое разрушение.
С каждом шагом запах дыма становится все четче, объемнее, обретает оттенки и тона.
Арье допускает мысль, что может ошибиться, но бегающий по сторонам взгляд, не находит на то указания. Зато скоро цепляется за огонек.
Только тогда зверолюд замедляет шаг, вслушиваясь в гулкое биение сердца, и вскидывает взгляд на небо.
Ночь... им нужно покинуть окраины города до рассвета, но времени еще достаточно, и лишь через несколько часов первые пернатые вестники рассвета огласят своей песнью пространство.
Оббегает языком клыки, отсекая остатки нерешительности, и двигается вперед, в небольшой промежуток пути решая сохранить свое приближение в тайне, укутанной ночным мраком.
Граница света и тьмы — граница, значащая куда больше, чем просто переходный этап между двумя оттенками мира. Не ступив в свет, он еще может развернуться, но, выйдя в пространство костра, не сможет повернуть назад.
Выбор очевиден. И, когда Арье выбирается на небольшую поляну, покинув защиту деревьев, взгляд его полуприкрытых глаз попадает в свет пламени, отдавая холодным блеском.
Одинокий мужчина и его конь. Его уже ждали.
Бывший детектив почти усмехается — об этом он мог догадаться еще давно.
— Первый? — вопрос-уточнение, с которым зверолюд подходит ближе к незнакомцу, укутанному в темный цвет. Запах табака выдает его с отдаления, едва не заставляя волка сморщиться. Но, чтобы прочувствовать остальное, приходится остановиться у бревна и взглянуть на высокого чужака сверху вниз.
Отсюда же можно отметить и его характерные черты. Может, будь ситуация иной, во взгляде Арье блеснуло бы нечто большее, нежели практический интерес, с которым он заглянул в лицо своего собеседника, протягивая ему руку.
— Мартин Юст, — бесцветно называет выбранное имя, коим решает представляться. Еще непривычно, неуютно.
Травянистая горечь, дым и табак, смешиваясь, почти забивают всю суть, но секундная догадка заставляет в сомнении склонить голову вбок, выискивая крупицы демонической природы, обнаруженной в чужом запахе.
But my heart is restless
Because the night is getting longer
[indent] Какова будет эта встреча? Если так подумать, то даже у него есть некоторые ожидания от Мартина Юста. Кахир знал, это имя зверолюду не родное, но не имел права заглядывать в страницы идущие после определенной метки в личном деле заказчика. Каждый отдел открывал лишь ему дозволенную информацию, хоть Харири на правах Первого, основателя, мог изучать абсолютно все, но старался соблюдать собственные правила. Если человек хотел скрыться, то на это его воля, однако инкуб припоминал некоторые обстоятельства при которых миссия считалась завершенной раньше времени. Бывали случаи такие, заказчик пытался уйти от наказания после свершения преступления и если это было что-то мелкое, то мужчина не вел и бровью, зачастую подобным отказывали, либо все так же Первый вызывался в сопровождение и после этого его спутника больше никто не видел. Разве будет кто-то искать подобного тому человеку ублюдка? Разве что законники, да и то без энтузиазма, а так... Нет засранца - нет проблем.
[indent] Так каков из себя Мартин Юст? Кахир усмехнулся невольно, ведь по сути знал все и одновременно ничего. Физические данные имелись в полном объеме, биометрические только частично. Наверняка можно найти артефакты с записью голоса, возможностью воспроизвести кого-либо в полный рост или частично, но это все равно было бы не то. Одно дело ведать о цвете чужих глаз и совсем другое - о проявлении в них эмоций. Когда вспыхивает искра интереса, отчего расширяется или сужается зрачок, что заставит взор зверолюда стать теплее и более бирюзовым? Харири любил плоть. Живую, страждущую, предательски выдающую все оттенки чужого настроения и состояния. За всю свою долгую жизнь инкуб перевидал не мал лиц, гримас, еще больше задниц, так что неплохо разбирался в чужих повадках.
[indent] Он размышлял, вода в котелке закипала. Голова, в принципе, тоже. Мужчина уже собирался встать и размяться, сорвать злость на ближайшем дереве, то долгожданный гость наконец появился на поляне. Кахир не обладал такой чуткостью слуха и обоняния как зверолюд, так что не мог заранее уловить чужой тихий шаг, да и не боялся нападений. У него под вороным пером в подкладке манто настоящая кольчуга и если от удара булавой не особо спасет, то от мелких стрел укроет. А Мартин Юст стоит себе, невысокий такой, ладонь свою смело тянет для рукопожатия, глаза холодные, даже промозглая погода его не заставила дрожать, не то чтобы крупный инкуб перед ним. Становится интересно. Харири грузно поднимается со своего насеста, кожа ремней опоясывающих мужское тело едва слышно трещит от натуги, ведь мышцы напрягаются. Зверолюд ему в грудь дышит, но держится с потрясающей стойкостью, хотя кисть сжатая рукой наемника кажется в этой хватке совсем крошечной, почти детской. Только на ней характерные мозоли от тренировок с мечом. Пару раз встряхивает ладони в дружеском жесте, не собираясь сильно стискивать длань заказчика, ему незачем показывать силу или внезапно пытаться задоминировать в этой ситуации.
[indent] - Все верно, выпей чаю, согрейся и двинемся в путь, - никакого «рад знакомству», поскольку это не светский прием и его бюро - это не сборище продавцов, которые натягивают улыбки на лица с намерением потом «натянуть» покупателей во всех смыслах этого слова. Обмануть, в общем. Но пока всматривается в совсем юное лицо напротив, в меховой воротник вокруг этой темной головки, заостряет свое внимание на звериных ушах. Кахиру всегда было интересно насколько тонок слух у зверолюдов, разворачивают ли они раковину в сторону звука как кошки или прижимают виновато к голове как собаки. Но поворачивается к костру, выуживает из сумки неподалеку две кружки, да пригоршню каких-то листьев, да трав, бросая те в котелок. В его движениях нет суеты, даже когда тот издает цокающий звук как сигнал для коня, призвав того держался поближе, поскольку им скоро в путь.
[indent] - Есть еще что-то, о чем ты хочешь мне сообщить? - Так же формально интересуется, что-то кряхтя себе под нос и закашливаясь от недавно выкуренного табака. Надо же было произвести впечатление обычного человека. Харири еще раз бросает мрачный взгляд в сторону леса, откуда только что вышел мальчишка. Тот явно шел пешком, не стал же бросать скакуна так далеко, мало ли какие хищники решат проснуться в ночи. Так что сидеть им в одном седле теперь вдвоем, а это значило что мужчине придется укрывать зверолюда, это даже по-своему упрощало им обоим задачу. Только, наверняка, голова начнет болеть от такого явно запаха собачатины идущего от Юстаса, но и тому придется снюхиваться с табаком и полынью, можно сказать что они оба в равных положениях.
[indent] Через несколько минут мужчина по очереди зачерпывает кружками чай прямиком из котелка, протягивает одну их них Мартину, одаривая его таким взором, словно не терпит возражений. Им предстоит приличный путь и лишних остановок делать не хотелось, тем более ради того, чтобы согреть конечности. Так что лучше сделать это сейчас и потом сохранять тепло, чем мерзнуть и пытаться как-то на ходу согреться. Сам делает глоток первым, а то вдруг юнец подумает об отраве или яде, попутно вытряхивая в тихое пламя костра недавнее содержимое своей трубки, какое теперь превратилось в тлеющий пепел.
[indent] - В седле держаться умеешь, надеюсь? - Харири поворачивается к заказчику, склоняет слегка голову к плечу, отчего выглядит как большая и озадаченная птица. Как падальщик, какой только-только спорхнул с насиженной ветки на землю и принюхивался, присматривался к своей потенциальной добыче: умерла таки или нет? Уже можно клевать?
[nick]Первый[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/d5/79/72/922608.jpg[/icon]
Высокий мужчина с длинными волосами цвета вороньих перьев, тех же самых перьев, что служили украшением и маскировкой на его плаще; шрам, след от пройденных битв, видно, рассекал его глаз, и внушал какой-то благоговейный трепет перед чужой матеростью и опытностью, пусть, сотканный из первичного впечатления, но никак не слов, он не мог еще перерасти из ореола в отношение истинное и обрести окраску уважения. Для этого им с Первым нужно бы было провести больше времени друг с другом, пренебрегая формальностью, к которой обязывал их факт сотрудничества по контракту и которую стремился соблюдать зверолюд, будто заранее желая развеять дурное впечатление, которое могли бы соткать о нем сверкающие во тьме глаза и уши, что иногда высовывались из под капюшона.
Он не хотел, чтобы его связывали с варварством и дикостью. В последнее время так остро и отчаянно.
Даже если избегал прямого взгляда и если ощущал дискомфорт, вынужденный задирать голову, чтобы осмотреть своего проводника, когда тот поднялся на ноги, если снова тянул его горький запах, желая по нему узнать о нем больше, если в настороженности замирал его куцый хвост.
Не человек, но ещё и не зверь. Промежуточное звено.
Арье прикрыл глаза. Ладонь вожатого кажется огромным, но все же теплой. В его сжатии он не улавливает ни своеобразной агрессии, ни желания навредить. Впрочем, оно оказывается и недостаточно слабым, чтобы про себя волк мог усомниться и в том, что рукопожатие кажется Первому неприятным. Он позволяет себе немного расслабиться. Хотя бы внутри, там, где незнакомец не способен ещё усмотреть, при этом не теряя наружней бдительности.
«Рад знакомству», — значит для него больше. И где-то между ворохом фраз, которые перебирает в своих мыслях Бернхольд, проскальзывает этот мимолетный знак дружелюбия, но оказывается со следующей фразой Первого утерян, будто вырвавшийся ветром из рук, недостаточно крепко удерживаемый листок. Арье сдерживается, чтобы не склонить голову вбок. И не взглянуть на небо, когда укол легкой нервозности заставляет его усомниться в том, что у них есть на это время.
Чувствует на себе внимательный любопытствующий взгляд демона, и сдерживается от того, чтобы ответить ему тем же.
И все же ощущает порыв пронзительного ветра, от которого огоньки костра пускаются в пляс, и решает не спорить с гостеприимным предложением. Кто знает, когда в следующий раз они сделают небольшой привал и сколько километров пройдет конь средь бушующего мороза.
Возможно, Арье не хочет соглашаться. Но разумное начало в ней еще достаточно сильно, чтобы заставить его прежде взвесить все за и против.
К тому же, проводник подготовился: вынимает кружки из своего рюкзака, отчего сжимает зверолюд в пальцах лямку своего, будто вспомина, что и где-то в его содержимом крылась небольшая чашка.
Походы — не конек детектива: он провел всю свою жизнь, все пятьдесят лет в стенах одного города, выбираясь лишь изредка и лишь из большой необходимости. Поэтому неудивительно было бы, если бы выяснилось, что, чтобы добраться до кружки, ему потребовалось бы вытряхнуть все свои сбережения. Поэтому он не отдергивал своего собеседника от ещё одного акта проявленного добродушия, и лишь молчаливо наблюдал за его размеренными действиями, от которых в воздухе повис приятный греющий аромат лесных трав, заставивший зверолюда размеренно качнуть своим обрубком хвоста.
Он неторопливо опускается на бревно, осторожно, будто от этого действа его могут вдруг отдернуть. Отсюда Первый кажется еще более высоким, а костер большим. Кажется, в этом костре можно бы было сжечь все... и все же инстинкт самосохранения был слишком знаком Арье, чтобы мог он сжечь в нем и себя. Огонь трещал, извивался, облизывал котелок с кипящей водой. Прирученная стихия, внушающая потаенный животный страх.
Бернхольд поежился и прикрыл глаза, плотнее запахивая свой плащ.
— Есть еще что-то, о чем ты хочешь мне сообщить?
Ведет ушами в сторону голоса.
— Нужно постараться добраться до полнолуния, — роняет негромко и вскидывает на собеседника задумчивый взгляд.
Месяц... Прошел почти месяц с тех злосчастных событий, и что-то под ложечкой тянет, когда Арье обращается мыслью к тому.
— Не хочу доставить тебе хлопот, — оправдывается и почти не лжет, говорит ровно и сдержанно, пусть к глотке подкатывает ком, а пальцы слишком нервно стискивают ткань плаща, будто желая ее разорвать.
Зверолюд вдыхает воздух глубже.
У них еще было время, чтобы добраться. Но луна над ним — как гильотина над приговоренным, и даже сейчас под ее светом шевелятся волосы на его загривке.
"Я не хочу тебе навредить", — замечает мысленно более верную формулировку, но оставляет ее спрятанной меж зубов. Просто утыкается носом в воротник и смотрит на медленно слабеющий огонь, пока несколько мгновений не обращается в песок и Первый не берется за кружки.
Их звон о стенки котелка тут же заставляет поежиться, противно пронзая чувствительный слух, отчего зверолюд жмурится. Но, когда проводник оказывается перед ним, Бернхольд не спорит, берет напиток, стараясь не обжечь пальцы, и только лишь обнихивает его вблизи, чтобы понять, что именно кинул в него вожатый.
"Спасибо", — поднимает взгляд и наблюдает за тем, как тот делает первый глоток.
Прикрывает глаза и примыкает губами к краю кружки, чтобы последовать примеру спутника, чувствует на языке жар и терпкую горечь.
Дергает ухом.
— Конечно, — отзывается волк и поднимает взгляд на Первого, смотря не на его глаза, но чуть выше них, дальше соскальзывая, осматривая.
Он был действительно очень высок. Мысль не могла не цепляться за этот факт, ведь на его фоне Арье чувствовал себя щенком.
— Обучался верховой езде, — добавляет, решая внести небольшое пояснение, и ведет плечами.
Отредактировано Мартин (2023-09-14 00:58:43)
But my heart is restless
Because the night is getting longer
[indent] Полнолуние, значит, - вторит про себя мужчина и уже начинает менять намеченный ранее им план пути в своей голове. Он не знал от кого или чего бежит Мартин, поэтому нужно было выбирать самые глухие дороги и обходные тропы, неплохо было бы даже сделать какую-нибудь петлю для обманки. Единственное чего он не учел - это возможности зверолюда трансформироваться в полнолуние. Кахир был уверен в разработанной стратегии, но теперь выдвигал на передний план спокойствие и дальнейшую безопасность заказчика. Они бы успели добраться до нового жилища Юста, там бы Харири вручил ему ключи, провел инструктаж и был таков, но тогда в ближайшее время юнец остался бы один на один со своими дальнейшими личными проблемами. С одной стороны, а почему это должно волновать инкуба? У него была простая и лаконичная задача, а он сам сейчас начинает вставлять себе палки в колеса, тем более не требуя за это даже дополнительной платы. С другой же, если он за все подряд начнет брать деньги, то он не наемник, а проститутка какая-то. Не то чтобы ему претило что-то подобное, но нельзя было портить репутацию своему бюро. Все же наверное в нем уже говорила старость, раз он решил быть более мягким и понимающим, войти в положение зверолюда, главное чтобы не вышло осечки и не случилось так, что в него самого, этого зверолюда... Вошел. Словом, мальца было немного жалко и какая-то толика сострадания проснулась в инкубе. Удивительно, но факт.
[indent] - Ты не можешь доставить мне хлопот, - ему как Первому - нет, а вот как Кахиру Харири - еще как. Ведь инкуб не любил лишний раз напрягаться, так что в этом откровении не соврал. Всякий раз когда приходилось вспоминать о себе как об основателе «Отуса», то мужчина буквально становился другим человеком. Это, конечно, мило со стороны Юста, вот так беспокоиться о том, кому буквально продал свою душу вместе с росписью на бумаге. Интересно, а ему хотя бы кто-то сообщил об этом факте? Что за его сопровождение взялся сам глава информационного бюро? Или быть может Мартин сам мог догадаться об этом, исходя из «чисел» с коими ему пришлось взаимодействовать во время подачи документов и их обработки. Но если юнец знал и не придавал этому значения, то это невольно вызывало некое дополнительное уважение к нему со стороны инкуба.
[indent] Юст благодарит, брюнет отвечает на это легким кивком головы в знак ответной вежливости. Диалог не клеился еще по той простой причине, что Кахир напрочь порою забывал как вести светские беседы. Он привык сразу включать все свое демоническое обаяние на полную катушку и отвешивать сомнительного рода комплименты, нашептывать томно на ушко еще более странные предложения и сразу же уволакивать свою жертву в ближайший темный уголок. А тут у него волчок, который сам может укусить его за бочок. Эти мысли вызвали усмешку и наемник поспешил стереть ту со своего лица в ту же секунду, а то смех без причины - признак дурачины. А в нем целых два метра и за сотню килограмм этого самого товара.
[indent] - Это славно, - отзывается на слова Мартина о верховой езде и тут же добавляет, - остановки будем делать редко, по надобности или как запросишь, - коня загонять не буду, но временами придется лихо скакать. Отхлебывает из кружки пару глотков крепкого травянистого отвара, такое месиво вряд ли можно было назвать чаем, но листья оного там плавали и норовили постоянно то остаться на губах, то пробраться с жидкостью в глотку и вызвать приступ очередного кашля, задев ненароком одну из стенок горла. Пор было уже начинать сборы, так что Харири пару раз щелкнул пальцами, подавая условный знак скакуну и тот фырча, нехотя отрываясь от своего перекуса, лениво побрел в их сторону. Шайр был вороной, холеный, мощный, но не являлся самым крупным представителем своей породы. Инкуб любил этих добродушных тяжеловесов, они были выносливыми и покладистыми, хоть и весьма хлопотными в уходе. Тем более с параметрами Кахира и его потенциальным вторым наездником, требовался конь готовый к нагрузкам и всем превратностям судьбы.
[indent]Чашка странного напитка была испита до дна, остатки содержимого опорожнены из котелка прямо в костер, туша небольшое пламя и оставляя двух путников почти в сумраке. Инкуб предпочитал собираться молча, опасался какой-либо осечки, прислушивался. Мужчине кажется, что даже дыхание у заказчика выдает немного его нервозность. Хотелось как-то обнадежить зверолюда, приободрить его, обнадежить? Сказать, мол, не робей, все будет в порядке? Что Мартину все будет по плечу в его новой жизни и впереди счастливое безоблачное будущее? Но учитывая нынешнюю погоду и мрак, то все эти слова были бы не более чем слащавой блажью, горькой в своей очевидности. Он был демоном, ему чуждо сострадание и непонятна грусть, ведь мир был таким большим и в нем было столько возможностей пристроить себя во всех смыслах. Харири протянул руку к Юсту и пару раз махнул в свою сторону пальцами, прося у него возможно опустевшую тоже кружку, проделывая с ней мелкие махинации, а затем вместе с остальным скарбом убирая в сумку, прикрепленную к седлу. В оное наемник забрался легко, скакун даже не шелохнулся, стоял словно скала, твердо и уверенно, только фыркнул. После этого Мартину вновь была предложена рука, на этот раз намереваясь помочь зверолюду забраться и сесть верхом.
[indent] - Поехали, Мартин, пора в путь, - не только ладонь инкуба была теплой, но и сквозь его сухой, скупой слог можно было найти в его голосе согревающие нотки. Залитые угли будут тлеть до самого утра, превращаясь постепенно в пепел и рассыпаясь на ветру в ничто, когда они будут уже далеко-далеко отсюда. Будто бы здесь их никогда и не было.
[nick]Первый[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/d5/79/72/922608.jpg[/icon]
— Ты не можешь доставить мне хлопот.
Хочется усмехнуться, горько осклабиться, обвинить в самоуверенности и сказать, что можешь доставить гораздо большее, чем просто хлопоты, но нужно ли то сейчас? Мышцы лица невольно вздрагивают, но не сменяют эмоции. Арье в принципе предпочитает дернуть плечами, показав тем самым свой скептицизм, но смолчать, беря под прицел общеизвестную поговорку: меньше знаешь, крепче спишь. Ведь действие, спать легче, когда не знаешь, что в один момент с наступлением полной луны тот, кто лежит рядом с тобой, может попытаться перегрызть тебе глотку.
Ему жаль, что он молчит. Но Бернхольд не находит в себе достаточно уверенности, чтобы спокойно выложить все перед демоном, не опасаясь, что то сорвет все планы. Он благодарен и сдержанному согласию, которое дает ему проводник: их маленький договор, который пока не требует сдирать с языка зверолюда лишние слова и подробности, который дает ему ненадолго хотя бы постараться забыть о проблеме, что средь холодных троп крадется за ним по пятам.
Информационное агентство... им не составило бы труда навести все справки и узнать подробности, забравшись даже туда, куда не влезал и чуткий нос детектива. Но отчего-то даже "Первый" не казался осведомлённым больше, чем осведомлен он был бы, если бы они встретились впервые и совершенно случайно.
Это замечание кажется даже чем-то забавным. Но, когда оно проносится в голове, зверолюд на миг хмурится.
Отвар дерет глотку и разливается теплом по телу, горечь становится привычной и попросту игнорируется, утопая в оттенках аромата. Арье улавливает усмешку, зависающую на губах вожатого. Но не придает ей большого значения. Его пальцы сжимают кружку и пытаются согреться в ее угасающем жаре, а взгляд скользит в сторону вороного коня, до которого почти не дотягивается свет пляшущих огней.
"Остановки будем делать редко, по надобности или как запросишь", — путь ожидается непростой, да и далеко не близкий: Маринфол и Грэйфорт — добрая треть Аркадии под ударами копыт, но Бернхольд покорно кивает, принимая слова за необходимость — он сам требовал ускориться, и теперь должен был почувствовать вкус своего желания, оценить вес собственных решений, осознать, что ничего не бывает просто так.
Уже осознает. Принимает со всей осмысленностью.
Ему хватает уловить незамысловатое движение Первого, услышать, создаваемый им щелкающий звук, невольно дернув ушами в сторону источника, чтобы связать его с движением коня и своеобразной констатацией факта — пора.
Прикрыв глаза, наблюдает за тем, как выбирается из своей теневой завесы тяжеловес, как он фыркает, медленно ведя своей лобастой головой, как сминается под его копытами палая листва и снег.
Глоток, второй — "сделай это быстро": определенное приличие не позволяет Арье попросту избавиться от напитка, потому, почти давясь, цепляя языком противную зелень, спешно вливает в себя ту небольшую часть содержимого кружки, не успевшую опустеть за время непродолжительного разговора, выдыхает рвано, к губам прижимает рукав, уши — к голове. От спешки стирается вкус, но более явен жгучий жар, что продирает все глубже с каждой порцией жидкости, попадающей в пищевод.
Оттого так жадно хочется втянуть воздух в конце и оттого он столь ледяной, что нужно задержать дыхание после, чтобы не закашляться.
Отчего-то потряхивает.
Первый справляется лучше. По крайней мере, он явно не обделен способностью к организации своего питья, не совершает ту же ошибку, что и Бернхольд. По крайней мере, он куда менее бережлив— зверолюд вздрагивает и едва не рычит, отпрянув, когда с угрожающим шипением костер сталкивается с содержимым котелка, плотнее жмет уши к голове, ощущая едва ли не всеми органами чувств пар, обвалакивающий их небольшую остановку, но не произносит ни слова, когда наблюдает за поглощенной тенями и туманом фигурой демона, моргает пару раз, чтобы привыкнуть ко мраку, сдирает языком налипший на небо листок, отплевывается, а меж тем говорит себе, что они все равно не смогли бы выпить все, что то было бы куда менее целесообразно.
Ведет ушами.
Он не оспаривает чужих решений. В пальцах одной руки зажата кружка, когда зверолюд поднимается на ноги и отряхивается от кусочков коры, цепляющихся за плащ. Хочет помочь со сборами. Но оказывается молчаливым наблюдателем за четкими и слаженными действиями провожатого.
Взгляд на небо, взгляд на демона.
Его присутствие отчего-то внушает своеобразное доверие. По крайней мере, сейчас Арье и не пытается забрать у него нити контроля, влезать под руки и давать советы, позволяя руководить ситуацией самостоятельно.
Помог разве что забросить на коня своих вещи, да и только.
Может, если бы Первый решил его переставить с места на место, он бы даже не возразил.
Когда тот протянул руку, Бернхольд сперва склонил голову набок, а уже после паузы вернул ему кружку. Он чувствовал, что чем-то обязан разорвать тишину, но не находил для того слов. Мысленно возвращался к холоду ночи и к ледяному свету луны. Ощущал на себе внимательный взгляд скакуна, успокаиваясь тем, что приученные лошади не реагируют на зверолюдов, но все равно ощущая пробирающий изнутри дискомфорт.
Первый уже взобрался в седло, и Арье вскинул на него взгляд в немом вопросе: "Надо идти?"
"Надо идти", — говорит чужой взгляд и протянутая рука, перекликается с голосом Первого, отзывается со стороны Бернхольда сдержанным кивком.
Конь ему высоковат, отчего бывшему детективу и правда требуется небольшая помощь — стискивает ладонь вожатого, опираясь о стремя, он вскакивает в на коня. Привык вести, нынешнее же положение не очень комфортно ему, а потому зверолюд ерзает с непривычки и сутулится, когда чувствует чужое дыхание, тепло присутствия у себя за спиной. Ему нужно будет время, чтобы привыкнуть к ним. Этого времени у них будет предостаточно.
Жмурится на миг. Заставляет себя расслабиться хотя бы внешне — стук сердца заглушить одной лишь силой мысли оказывается не в состоянии.
— Как пролегает наш маршрут? — спрашивает, озираясь по сторонам. Сейчас он хочет ощущать опору, ощущать, что знает, где они и как едут, как будто бы то дало ему какую-то иллюзию порядка.
Горечь проникает глубоко в легкие с каждым вдохом. Арье ведет головой. Про себя он усмехается, что поездка и правда будет нелегкой. Но не перебивает свой вопрос следующей мыслью, терпеливо дожидаясь ответа.
But my heart is restless
Because the night is getting longer
[indent] Дороги размыло затяжными осенними дождями. Хищники не казали носа из своих укрытий во время подобной непогоды, только изредка совершали набеги на местные деревеньки на окраинах, то забираясь в курятник, то задирая одинокую корову, бродящую по огороженному пастбищу. Голод заточил им клыки, обнажил в нетерпении когти и теперь гонимые низменным инстинктом бродили в округе днями, ночами, без сна и устали. Именно поэтому такая пронзительная тишина напрягала старого наемника, вынудила попросить ранее зверолюда прислушаться. Мартина в пути никто не тронул, тот не выглядел потрепанным или что юноша одно время мог без разбора бежать вперед. Тогда на его плаще остались бы мелкие ветки, обувь была бы более замызгана, а сам Юст вряд ли был бы так наигранно спокоен. Хотя если за ним гнались его личные демоны прошлого, то вряд ли какие-то звери или даже чудовища смогли бы напугать Мартина так, как то от чего он бежал в новую жизнь. Тот держался стойко, но выдал себя в попытке торопливо влить в себя поскорее содержимое кружки. Видимо по какой-то причине он не мог попросить у Кахира отсрочки еще на пару минут, словно те могли что-то решить в их ситуации. Но в голове снова всплыли те слова заказчика, - «не хочу доставить тебе хлопот.»
[indent] Зверолюд пытается приютиться поудобнее в седле, напоминая при этом больше воробушка, нежели что-то с лапами и хвостом. Наличием последнего демон на секунду озадачился, поскольку теперь тыл Юста находился слишком близко к торсу его провожатого и из-за ерзаний этой псевдо-птички едва ли не взмолился всем ангелам этого мира в попытке не среагировать на подобное со всей своей инкубовской страстью. Сердце у ушастого тоже решило набрать обороты, что опять вызвало улыбку у Харири. Юные существа всегда такие невинные, смущающиеся любой мелочи, стесняющиеся самих себя и собственных желаний. Конь нетерпеливо перебрал ногами по прелой листве, мужчина же тем временем тихо и неспешно начал излагать намеченный им для их путешествия маршрут. В нем было много «но», «если» и других исключений, все было витиевато, однако продумано до мелочей во всех возможных вариациях, что говорило о тщательной подготовке к заданной миссии. Можно было обойтись и одним путем, но это могло заставить Юста волноваться и тревожиться всякий раз при виде местных стражей правопорядка. Монолог мягко стелился теплым дыханием на пушистый и острый слух собеседника, Кахир дал тому время на то, чтобы занять комфортное положение, затем отпустил поводья и расправил края своего вороньего манто, смыкая их с едва уловимым шелестом перьев на груди зверолюда. В ловких пальцах застежки защелкивались быстро, а края накидки приятной тяжестью оседали на силуэте юноши, закрывая его гибкой, но плотной стеной от непогоды и кусачего холода. Бережно пряча от чужих любопытных глаз и даже самого себя, создавая ему укромный уголок от всего мира с плотной опорой под ногами в виде провожатого. Инкуб полагал отсутствие в необходимости разъяснять подобное свое решение, поскольку Мартин скорее всего снова бы начал хорохориться и увещевать о своей самостоятельности, что ему не холодно и вообще он крепкий малый. Только если вдруг Юст заболеет или хотя бы простудится, то это сильно осложнит их путешествие, да и запах его лучше было тоже замаскировать своим. Вот так обычный демон неожиданно превращается в мобильную палатку, ну или шатер на худой конец. Дальняя дорога в светлое будущее началась для юнца с кожаных перчаток на чужих руках в каких лежали поводья, со знакомого уже условного цокота для скакуна и его неторопливого последующего разворота в глубины леса, где не было ни одной проложенной тропы кроме той, что должны были проложить они сами.
[indent] День выдался длинным и утомительным, природная стихия рассвирепела окончательно ближе к вечеру. Путники за это время сделали всего пару коротких остановок лишённых всяческих удобств, поэтому Харири принял решение заночевать в таверне одной из деревенек. Тем более конь нуждался в хорошем отдыхе и пище, такому богатырю требовалось приличное количество корма, но дать скакуну провизии не представилось возможным и сами они тоже были изрядно голодны. План был прост и незатейлив, но только въехав в стойло при постоялом дворе демон выпустил на свободу зверолюда из под своей мантии, посчитав что здесь уже достаточно безопасно и нет никаких подозрительных личностей в округе. Первым делом был снят номер на двоих с раздельными кроватями, заказан ужин и мужчина так же попросил их не беспокоить ни при каких обстоятельствах. Так что оставив две сумки с их вещами в комнате Кахир наконец обратился к Мартину:
[indent] - Поешь, искупайся и ложись спать. Мне нужно покормить лошадь и узнать у местных последние новости по поводу дорог и разбойников, - здесь слабо пахло влажной древесиной и чистотой постельного белья, хвоей тянуло от еловой композиции стоящей в вазе на скромном столе. Ничего лишнего, каждому по прикроватной тумбочке, а для верхней одежды были предназначены несколько крючков. Сносно, - постарайся отдохнуть, я буду неподалеку, - между строк говоря что всегда будет где-то поблизости и Юсту нечего бояться кроме собственной тени. Инкуб еще раз осмотрел ушастого с ног до головы, а затем закрыл за собой дверь с обратной стороны и наконец-то выдохнул. Теперь я понимаю как ощущают себя дешевые женщины в борделях после смены в двенадцать часов, ноги не сходятся и натер всю промежность. Если бы не погода, то можно было бы с комфортом арендовать карету или повозку... Размышлял он невесело, удаляясь от номера вместе с натужным скрипом старых половиц.
[nick]Первый[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/d5/79/72/922608.jpg[/icon]
Четкость — то, за чем гонится Бернхольд, прямые указания на пункты, которые он сможет воскресить в своей памяти, ориентируясь на изученную лишь в теории карту, но что сейчас? Сбитый с толку множеством троп, создающих подобие лабиринта, он щурится в напряжении, и пытается не выдать, когда в ответ на какое-то название не может выцепить ни единого воспоминания, ощущая, что недостаточно хорошо подготовился, но в то же время начиная ожидать подвоха, пока в описании демона не блистает знакомое наименование.
Первый продумал, казалось, практически все. Вряд ли, конечно, он мог предположить каждый вариант событий, но его уверенность, знание внушали определенное уважение. Арье оставался в подвешенном состоянии. От этого он сжал бедрами седло чуть сильнее. Он не привык полагаться. Но здесь не мог сделать ничего, кроме как довериться.
"Хорошо", — слабый ответ и кивок. Бернхольд мало что понял, но это не то, что должно было заботить его столь сильно, как заботило на самом деле.
Они должны успеть.
Арье сдерживается, чтобы не поежиться, зная, что то ощутит и проводник. Он прикрывает глаза, и позволяет облачку пара сорваться с собственных губ, когда аккуратно накидывает на голову капюшон, прячущий уши, и вслед опускает ладони на рожок седла. Конь не хочет ждать, ему не терпится тронуться с места. Может, то же ощущает и его хозяин — зверолюд, впрочем, наоборот, старается не слушать его дыхание и его сердце, пытается сдвинуться слегка прочь, чтобы оставить меж телами просвет, сквозь который бы блуждал прохладный воздух.
Легкое движение, и полы чужой мантии смыкаются на груди. Инстинктивно это воспринимается как своеобразное нападение, и Арье оборачивается к своему собеседнику достаточно резко, чтобы, блеснув во мраке глазами, упереться в его лицо и не обнаружить в том злого умысла. Зубы стиснуты, а волосы на загривке встали дыбом. Сидеть в подобной близости, в подобном "захвате", несмотря на тепло, не очень комфортно, потому Бернхольд ерзает и даже хочет порваться возразить. Запах горечи буквально забивает ноздри и окружает. Когти впиваются в кожу седла.
Им везет, что конь не реагирует на чужой всплеск.
— Надеюсь, это было необходимо, — откликается детектив холодно и качает головой, стараясь отмахнуться от наваждения. Отворачивается. Старается привыкнуть к своему положению.
В последнее время ему сложно держать контроль. События и приближающаяся луна оставляют в стенах воли трещины, сквозь которые неизбежно просачиваются эмоции и чувства.
Бернхольд стыдится собственного поведения больше, чем может он быть возмущен решением Первого.
Прикрывает глаза. Не может расслабиться.
Мантия упирается ему прямиком в подбородок, и, пожелай он того, то мог бы просто в ней утонуть. Но предпочитает остаться сколько-нибудь над, чтобы наблюдать за меняющимся перед глазами миром, чей запах меркнет в тоне чужого аромата, а звук в ткани капюшона и прижатых им к голове ушах. Арье бежит от удушающего чувства беззащитности слабости. От них его воротит.
Волки — стайные животные. Но, как ни прискорбно, живя в мире людей, зверолюд привык полагаться лишь на себя и привык отворачиваться от многих вопросов своего звериного начала.
Движение рук вожатого почти скользит по бокам и провоцирует движение мантии. Теперь это ощущается более четко. Конь слушается этого знака, и двигается с места. Копыта ударяются о холодную землю, и картина по разным сторонам начинают меняться. Скоро их небольшой лагерь остается позади, и Арье прикрывает глаза, зная, что позади остаются и рукописи его прошлой жизни. Жаль, что вместе с ними нельзя оставить и свою душу, себя, чтобы начать все с чистого листа, без страха снова изодрать страницы в клочья.
Ведь порой мало сменить имя, просто назваться иным.
Мало брести по незнакомым тропам, не видя по сторонам ни намека на присутствие разумных существ.
Арье (иль правильнее ему уже забыть свое имя?) знает. Поэтому он не может обрести покой, даже когда закрывает глаза.
Рассвет — полдень — закат. День тянется долго, кажется, бесконечно, солнце течет по небу, как застывающая смола, и так неохотно сменяет его оттенки. Их окружают нетронутые просторы, их окружают небольшие селения — все то, что мало знакомо Бернхольду и что отзывается настороженностью, смешанной с любопытством, в его глазах.
Иногда, впрочем, он отвлекается. Охотничий инстинкт играет против него, и достаточно птице вспорхнуть, оглушая пространство хлопками своих крыльев, иль зайцу пронестись на периферии зрения, мышцы волка напрягаются, а сам он чуть вытягивается, чтобы проследить за источником.
В эти моменты он ощущает голод. Он знает, что тот будет расти с каждым днем, как и жажда сорваться с места, сбросив человеческую кожу, которая в конце концов затмит всякое разумное начало.
Он даже почти благодарен Первому: теснота, которая делает неизбежными его запах и присутствие, порой помогает забыться и игнорировать порывы.
Перерыв. Второй. В них особенно чувствуется, как затекают ноги и как сводит бедра. Перерывы дают лишь глоток воздуха, дают лишь малое, а потом кончаются, заставляя смиренно вновь взбираться на коня, вновь позволять чужим рукам касаться себя, запирая в небольшую клетку, призванную ныне защитить его, но не от него.
К вечеру реакции затухают. Арье даже не сразу различает запах человеческих жилищ и не сразу обращает на Кахира внимательный вопросительный взгляд. Но не произносит свои вопросы вслух и позволяет всему произойти.
В таверне он нелюдим, он избегает взглядов и отчаянно прячет уши и хвост, говорит мало, не открывая широко рот, чтобы не обнажить клыки, будто боясь быть узнанным. Ему сложно сдержать благодарности, когда на фоне того Первый решает не задерживаться в общем зале и заказывает еду прямиком в комнату.
Да, внутри небольшого помещения с двумя кроватями, вне чужих глаз, волк чувствует себя спокойнее. Он осматривает интерьер молчаливо, но внимательно, отмечает его скромность, но своеобразный уют. Запах прошлых жильцов затмевается хвоей, пусть еще слабо уловим. Арье не хочет задумываться о том, кем они были, хотя эти мысли и могут помочь ему, когда он подходит к окну и выглядывает, чтобы всмотреться в небосвод.
— Поешь, искупайся и ложись спать...
Бывший детектив оборачивается, чтобы взглянуть на своего проводника. Он слабо сжимает губы, когда слушает его, но принимает каждое слово и решение.
— Я дождусь тебя, — бросает невзначай. Хотя уверен, что получит протест, приправленный резонным замечанием о том, что им нужно будет рано вставать и отправляться в путь.
Дергает ушами. Последние слова Первого врезаются в его мысли. Арье не отвечает на них, хотя в задумчивости и хочет спросить, считает ли тот, что его нужно защищать.
"Это моя работа", — ответ, который голосом демона в своих же мыслях озвучивает зверолюд. И сам же хмыкает себе под нос, когда вожатый скрывается за дверью. Он ещё слышит, как тот уходит, прежде чем слиться с шумом, ползущим по стенам здания. Но даже после этого Бернхольд ещё будто бы чего-то ждёт, прежде чем заняться приготовлениям ко сну.
Ужин — ещё может есть спокойно, пусть мало задумывается о вкусе.
Умыться — брезгливо, тщательно стирает следы грязи, невольно обращает внимание на шрамы.
Лечь спать — завалиться в кровать и смотреть в потолок, а потом убедиться, что задача не выполнима и просто сесть, в задумчивости продолжая коситься в сторону небольшого окна, сквозь которое в комнату тянулся холодный лунный свет.
Он хотел спать.
И в то же время до ужаса этого не желал. Впрочем, под натиском мыслей и тревог он т не мог.
But my heart is restless
Because the night is getting longer
[indent] С напряжением Мартина нужно было что-то делать. Малец всю дорогу сидел как будто на иголках и не мог позволить себе расслабиться, словно терпел все происходящее из последних сил и был готов вот-вот взорваться. Обаять при помощи магии - это был самый простой и легкий способ, тем более они находились в плотном контакте уже достаточно долго, однако в таком случае зверолюд точно бы учуял в нем не только демона, но и попытку воздействия на себя чужих способностей, а это еще сильнее усложнило бы положение. Отвлекали Юста только звери, да птички, так забавно было наблюдать за тем как в нем обостряются внезапно охотничьи инстинкты, обнажая его звериную сущность и напоминая о скором полнолунии. На долю такого молодого создания выпало уже столь многое, что Харири оставалось только поражаться крепости духа этого ушастого. Из-за этого хотелось сделать для Мартина что-то приятное, как-то облегчить его судьбу или хотя бы этот путь. По правде говоря мужчина мог спокойно переночевать бы вместе с конем в стойле, развалившись по привычке на сене в углу, но учитывая состояние Юста, то решил не оставлять того одного.
[indent] В этой деревеньке никогда не было людно, она была фактически заброшена и являлась редким перевалочным пунктом для случайных путников, но Кахир поддерживал их финансово через свое бюро, так что в этом месте они всегда могли найти приют и не бояться быть зарезанными среди ночи. Под ногами возмущенно кудахча сновали круглобокие куры, а то ишь ты, ходят тут всякие и втаптывают их потенциальный корм в землю, а им потом его обратно откапывать приходится. Даже петух неравнодушно поглядывал в сторону незнакомца, но тот был слишком большим пернатым соперником чтобы рискнуть проявлять гонор, тем более самок его никто не трогал, значит можно было закрыть глаза на присутствие Харири на своей территории. То ли дело индюки, создания состоящие из чистой ненависти ко всему живому и желанию убивать, но их тут не было, к их же счастью. Местные всегда были не слишком сговорчивыми, их словно до глубины души обижали вопросы о состоянии дорог ведущих из их деревни в остальной мир, но никто не был виноват в их жизненном выборе и желании осесть в этом захолустье. Пришлось немного раскошелиться ради добычи нужных сведений, но это стоило того. Скакун тоже доел уже четвертую порцию корма к тому времени когда предстояло возвращаться, но отужинать мужчина решил внизу. Мы весь день были неразлучны, нужно дать мальчишке немного отдохнуть в одиночестве и возможность крепко заснуть. Черт, я отвык от сопровождения молодняка. Вот была бы это девушка, то все было бы в разы проще. Инкуб провел в бессилии по лицу рукой в попытке смахнуть дурные мысли. Стоило перед миссией заглянуть в бордель и хорошенько оттянуться, тогда сейчас его извращенная душенька была бы спокойна, а слюни не текли при представлении виляющего пушистого хвостика зверолюда. Демон обожал животных, поэтому ушки Юста попросту не могли оставить его равнодушным и каково было разочарование Харири, когда тот спрятал их под капюшоном, ему в этот момент словно по яйцам кто-то со всей силы ударил. Пусть боль была не физической, но морально демона скрутило не на шутку, даже зубами поскрипеть от обиды нельзя было.
[indent] Сколько прошло? Два часа или три? Так нелепо было ощущать смятение перед заветной дверью, ведь инкуб перед возвращением неожиданно озарила мысль, а вдруг заказчик еще не спит? Мартина вполне могла одолеть бессонница, он ведь столько всего вытерпел за последнее время, да и во время поездки чувствовал явный дискомфорт. Однако наемник прекрасно понимал насколько нелепо выглядит со стороны... Высокий, мрачный, со шрамом на половине лица, угрюмым выражением лица и кружкой теплого молока в руке. Стучит украдкой перед тем как зайти, банальная вежливость, но хмурится еще сильнее при виде бодрствующего Юста.
[indent] - Не спится? Бессонница или просто плохо засыпаешь в новых местах? - Сперва отдает зверолюду теплый напиток, умалчивая о зелье растворенным в нем немногим ранее. Это позволит не только ушастому расслабиться и постепенно крепко уснуть, но и гарантирует инкубу возможность избавиться хотя бы временно от своей маскировки. Только в данный момент мог позволить себе стянуть тяжелое манто с плеч, наконец разведя их и выпрямив осанку. Он тоже был смертным и как всем остальным ему свойственно было уставать, а мышцам затекать, так что оставив накидку на комоде у двери первым делом решил размять руки, иначе утром те задеревенели бы.
[indent] - Пей, хорошее средство для приманивания хороших сновидений, свое я уже выпил, - честно признался, не скрывая улыбки, поскольку действительно любил молоко и пить его теплым на ночь. Это, пожалуй, была его единственная здоровая привычка, - если я смущаю тебя своим присутствием, то я могу пойти спать в конюшню, это не проблема, - как бы Кахир не подкупал местных, но не решился бы никогда снять для себя отдельный номер. Пусть лучше все окружающие думают будто бы они вместе в одной комнате, так можно избежать не только опасности, но и лишних визитов. Уже не от бандитов, но и от хозяйки постоялого двора, а так же всех ее изголодавшихся по мужчинам работниц, им явно пришлась бы не по вкусу страшная рожа наемника в дверном проеме, ведь те явно выбрали своей целью его спутника.
[indent] Дождь хлестал по одинокому окну, но унылый вид был задернут шторой, подожжена толстая свеча красующаяся на столе в одиноком подстаканнике. Они оба прекрасно видели в темноте, но нельзя было выдавать себя, а тихий треск утопающего в расплавленном воске фитиля создавал приятную, уютную атмосферу. Мужчина был готов в любую собраться и уйти составлять компанию своему скакуну на стоге сена, но сперва собирался проследить за тем как Юст уснет.
[indent] - Знаю, как сейчас, это прозвучит, но все же я не такой страшный каким могу казаться, просто не шибко разговорчивый и не люблю лезть ни к кому в душу. Но если тебе что-то не нравится или дискомфортно, то ты можешь сказать мне об этом и мы придумаем компромисс, - только с арендой или покупкой второй лошади могут быть проблемы, но и это тоже решаемо. Не сиюминутно, конечно, но решаемо. Для меня ехать верхом в одном седле гораздо удобнее, нежели по отдельности, но это во мне просто моя лень говорит. Проще спрятать, чем постоянно нервно озираться по сторонам. Трет переносицу пальцами, по привычке кладет ладонь правой руки на рукоять одного из кинжалов на своем бедре. Что же мне с тобой делать? Темный взгляд охватывает фигуру зверолюда мягко, без присущей обычно демону колкости или холода. В его глазах Мартин все еще маленький ребенок, а мир вокруг так жесток, хоть и не без бодрых людей. Такому как Юст бы в какой-нибудь воздушный замок из сахарной ваты, перину из лебяжьего пуха и самых упитанных оленей на обед или для охоты. Но все это только его личное восприятие и от него очень сложно было сейчас избавиться.
[nick]Первый[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/d5/79/72/922608.jpg[/icon]
Одежда была аккуратно сложена в прикроватную тумбочку: манеры и стремление к порядку не могли оставить Арье даже сейчас, когда все вокруг него было лишь слабо контролируемым хаосом. Более того, контролируемым совсем не им.
Серебро ложилось на его плечи, а прохлада, проскальзывающая в комнату, лениво облизывала кожу, контраст с которой порождал легкое ощущение мороза, что не могло взбодрить, но неосторожностью своего явления напоминало о том, что там, за стеклом, их ждет очередной день меж заснеженными дорогами.
А что потом?
Бернхольд смутно представлял свое будущее, ещё более смутно в голове его укладывалось, как будет он пытаться не повторить свершенного, когда граница уже пройдена. То могло бы быть заботой будущего-него, но неотвратимо оставалось заботой его-сейчас, даже если он-сейчас для того не мог сделать совершенно ничего.
Волчьи уши уловили звук шагов за дверью. То был не первый раз, когда по коридору жилой зоны кто-то бродил, более того, к стилю и характеру шага своего нового знакомого беглец привыкнуть ещё не успел, отчего, пусть его уши дернулись в сторону источника, а хвост приподнялся в легком напряжении и ожидании, до последнего зверолюд всматривался в ночное небо, ссутулившись и опустив скрещенные руки на колени. А когда услышал стук и едва ли уловимое для человека поскрипывание дверных петель, уронил голову, как будто пытаясь избежать столкновения с Первым.
Это был точно он. Природная горечь, которая пронизывала каждую крупицу его запаха, была столь четким опознавательным признаком, что волку не потребовалось оборачиваться в сторону своего проводника, чтобы убедиться, что, вместо него, на пороге оказался кто-то посторонний. Арье лишь сжал свои локти и подавил выдох.
Он должен бы был уже спать. Казалось, быть застигнутым так, потерявши счет времени, было подобно тому, чтобы обнажить какую-то слабость.
— Не спится? Бессонница или просто плохо засыпаешь в новых местах?
Запах молока примешался к общей атмосфере, шаги раздались так близко, что игнорировать присутствие стало невозможным и просто невежливым, отчего Бернхольд все же повернул голову к вожатому, и невольно склонил ее вбок, когда тот протянул ему теплый напиток. Этот неожиданный акт заботы заставил зверолюда заметно растеряться, утратив на миг всякую собранность своего вида. Он даже внимательно окинул взором демона, пытаясь уловить в его выражении подвох, что-то требовало для того податься ближе и вдохнуть четче воздух, попробовать его на вкус, но с глубоким неудовольствием Арье подавил собственный звериный порыв.
— Не люблю перемены, — он признается негромко, дергает плечами и морщится, — Не удается уснуть от мыслей о них.
По правде говоря, не единственная причина, по которой не может уснуть, но она, по крайней мере, не вызывает желания запустить пальцы в собственные волосы и сжать их до боли.
Волк осторожно, будто чуть недоверчиво от непривычки принимает чашку, заглядывая, убеждается вновь — молоко, обнюхивая мимолетно, приходит к тому же выводу. Обрубок хвоста невольно качается из сторону в сторону. Тепло приятно греет ладони, и Арье прикрывает глаза, лишь боковым зрением наблюдая за тем, как проводник стягивает с себя верхнюю одежду, даруя телу немного больше свободы.
— Хороших? — почти усмехается от скептической мысли, сомневаясь, что молоко может сменить черную краску на белую, но переводит на Первого взгляд, повернув в его сторону голову и дернув ушами.
В темноте проводник выглядел уместно выцветшим, как и мир вокруг.
Арье едва вновь заглянул в чашку, когда следующие слова вожатого заставили его нахмуриться и чуть сжать ту в своих пальцах. К горлу подкатил неприятный ком.
— Совсем нет, — возразил Бернхольд, — Оставайся.
По поверхности жидкости прошлась рябь.
Ему непривычно делить комнату с кем бы то ни было — это правда. Но куда меньше он желал, чтобы проводник уходил в конюшню, куда меньше хотелось оставаться в этот момент в одиночестве, будто одиночество давало теням в углах комнаты, в которые не попадал слабый свет огня, выбраться и заполонить все это небольшое пространство.
Взгляд: окно — молоко — Первый — снова молоко.
Арье решается и аккуратно примыкает к краю чашки губами, позволяя напитку наполнить рот и скользнуть с небольшими сдержанными глотками дальше, вместе с расползающимся по телу теплом ощущает легкое волнение, смешанное с усталостью, но предательски не различает подвоха.
Задернутое окно топило мир в темноте, но прятало от глаз зверолюда то, что так терзало его, одинокая свеча не грела, но слабо окрашивал мир в привычные человеческому глазу цвета. Полумеры были во всем. Его знакомый — такая же полумера, иль полумера — доверие волка? Полагается на чужую честь и приверженность правилам, но знает, что в руках Первого вся его жизнь. Если что произойдет, никто не узнает.
Страшный ли проводник на самом деле? Не казалось, что высокий рост, черный цвет, шрам и внешняя суровость давали ему сугубо пугающей атмосферы, — Арье скосил взгляд и слабо склонил голову набок, прежде чем тихо выдохнул. Допив молоко неожиданно быстро для себя, верно, в задумчивости сделав последние глотки слишком жадно, зверолюд, облизнув губы, держал теперь пустую чашку, ощущая, как медленно ее покидало тепло.
— Я понимаю, — отозвался Бернхольд и прикрыл глаза. Он аккуратно отставил предмет посуды на тумбочку и наконец повернулся к демону. Усталость накатывалась волнами, но в первые мгновения еще не столь ощутимо, чтобы заставить бывшего детектива поддаться ей.
— Все в порядке, — насколько только порядок возможен в этой ситуации и в это время, — Ты не виноват ни в чем.
И это правда, ведь вина имеет куда более острые когти и клыки, нежели вожатый. По крайней мере, в нынешнем обличии.
Арье ненадолго замолкает. Прикрыв глаза, он не решается лечь, пока не убедится, что к тому же склоняется и его проводник.
— Спасибо за... теплое сопровождение.
Может, будь в молоке зелье правды, волк стал бы более разговорчив. Или будь там алкоголь (на ум невольно пришла огненная драконоид, что опоила его без всякого на то согласия). Сейчас же, слабо улыбнувшись и дернув плечами, Бернхольд мало находил слова:
— Обычно попадаются более открытые попутчики? — спрашивает, молчаливо наблюдая за реакцией.
Известному ли Первому все? Не зря ведь номер его начинает отсчет, не считая нуля, что мог бы быть и началом, и концом.
Отредактировано Мартин (2023-09-29 09:05:31)
But my heart is restless
Because the night is getting longer
[indent] Пьет, - тихо и удовлетворенно отозвался внутренний голос, когда губы Мартина наконец коснулись кружки с молоком. Мужчина уже готовился к разного рода капризам, что зверолюд злобно зыркнет на него и даже ощетинится, начнет отчитывать по поводу своего возраста и отсутствию надобности в подобном теплом напитке на ночь. Тогда пришлось бы витиевато предлагать чай, прикидываясь особо заботливым и неравнодушным наемником, может даже склонять к распитию случайно завалявшейся бутылочки вина двухсотлетней выдержки, какой сам Кахир никогда не мог похвастаться. Только если и в таком случае Юст начал отказываться, тогда Харири с приятной улыбкой сообщил бы своему заказчику о том, что если зверолюд не засунет себе свои прихоти в задницу, то демон с удовольствием протолкнет ему в нутро все это при помощи своего члена, поскольку дюже не любил когда кто-то сношал ему мозг и старался вернуть все той же монетой. Благо ушастый оказался без причуд и угрожать сексуальным надругательством не пришлось, к сожалению.
[indent] Зверолюд не был против компании инкуба, но явно не из соображений безопасности или вежливости, однако мотивы мало интересовали наемника. Можно было забыть о запахе навоза по соседству и вспомнить о собственном, а заодно и о существовании ванной комнаты и внесенной за ее существование дополнительной платы. Чужой взгляд бегает туда-сюда и вряд ли это не от невроза, поскольку у Мартина было несколько часов чтобы изучить это помещение вдоль и поперек, и вряд ли что-то в нем изменилось с возвращением Кахира. Загнанный и испуганный щеночек, он вынужденно соглашался на присутствие подле себя более крупного пса, но все еще был слишком насторожен, то ли дик, чтобы забраться к тому под бок и искать тепла. Так что присутствие такого как Харири было только ради отпугивания других проблем и надоедливых персон.
[indent] Слова о теплом сопровождении вызывают смешок, едва ли оно в действительности было таким, но мужчина искренне пытался этому способствовать. Создавалось впечатление, будто бы юноша пытается проявить дружелюбие, только обо что-то спотыкается. Это напомнило мужчине о его приемной дочери, та тоже никогда не умела говорить о метаниях своей души, ей сложно было обнажать свое сердце и его тревоги. Может в силу возраста или характера, но в чем-то он находил между ними схожесть и оттого на сердце становилось теплее. Если так подумать, то Юсту могло быть некомфортно от мысли что его собеседник знает о нем все, а вот он о самом своем проводнике - ничего.
[indent] - Бюро не так часто оказывает услуги сопровождения, думаю тебе рассказали об этом. «Отус» - всего лишь посредник между заказчиком и им искомым, но бывают уникальные случаи, как твой. Ты должен получить все, за что заплатил деньги, а я должен быть в этом уверен, - мужчина сам не знал зачем объяснял такие элементарные вещи. Скорее ему хотелось прояснить тот факт, что попутчиков у него было не так уж и много, а если и случались, то... - Некоторые бывают, знаешь, - инкуб делает характерную паузу, отнимая руки от кинжала на бедре, - даже чрезмерно открытыми, - мужские ладони описывают в воздухе в области груди некие округлости и все это с улыбкой на лице.
[indent] - У одной девицы было столь выдающееся и глубокое декольте, что я боялся разгонять лошадь и получить ее подпрыгивающими дарованиями вывих нижней челюсти, - смех его был тихим, но искренним и беззлобным. Инкуба мало что могло смущало, а уж чужой внешний вид и подавно, но эта красавица даже искушенного демона ставила в тупик. С ней тогда Кахир порядочно повозился, поскольку заказчице мало было пытаться соблазнить своего спутника, потерпев неудачу она не нашла варианта лучше, как начать заигрывать со всеми подряд в попытке вызвать у Харири ревность, а заодно найти им обоим приключений на свою задницу. Миссия закончилась успешно, но после данная особа получила уведомление от бюро о прекращении в дальнейшем с ее семьей всяческих отношений.
[indent] - Все были разные, с кем-то проще, с кем-то тяжелее. Но, пожалуй, скажу что ты как компаньон достаточно приятный и комфортный, - еще бы в седле постоянно не ерзал и вообще цены не было бы, - думал ты будешь более зашуганным и одичалым. Я не часто встречал зверолюдов и тем более тех из них, кто просил бы сторонней помощи. Прошу прощения, но не вижу смысла заискивать, я всегда прямолинеен. Не то чтобы я подвергал сомнению твои способности или что-то еще, скорее я приятно удивлен и заинтересован, - наемник всегда плохо умел скрывать свое невежество, поэтому в какой-то момент просто перестал это делать.
[indent] - Поскольку нам еще несколько дней существовать бок о бок, а я нахожу тебя достаточно приятным, но не могу раскрывать свою личность находясь на миссии, то... - Именно в этот момент глаза зацепились на звериные уши Юста и голове тут же щелкнуло: они весь день в пути. Мартин в силу происхождения не только прекрасно слышит, но и запахи ощущает острее, а никто в этом мире не пахнет фиалками кроме самих фиалок. Я же хотел сходить в ванную комнату, что меня остановило? - Подумай, может хочешь о чем-то меня спросить и что-то узнать обо мне, а я пока схожу освежусь и если по возвращению ты ничего не придумаешь или не уснешь, то я расскажу что-нибудь сам.
[indent] Оказывать такие дополнительные услуги как стриптиз инкуб мог, только зверолюд подобного не заказывал, так что и раздеваться в общей комнате не стал. Давно ему не доводилось играть наперегонки со временем, но полученная от местных информация была прескверной. Полнолуние, значит, - мужчина хмыкнул про себя и в который раз умыл лицо водой. Единственное о чем Кахир умолчал, так это о том как Юст раздражает его демоническую сущность. Почему же? Наемник только говорил совершенно противоположное, но чем сдержанней был спутник, тем сложнее было прочитать его, значит и рычагов давления или очевидно слабых мест не было. Это осложняло выбор удобной модели поведения и вынуждало брюнета лишний раз пытаться шевелить давно атрофированным серым веществом, а это для него было сродни самой извращенной пытке. Лучше бы он был миленьким улыбашкой и можно было попросить потрогать уши, но нет. Мне достался кусок льда со звериными глазами испепеляющими душу и этот тип вряд ли растает при виде горячего меня. Даже не напиться по-человечески, черт меня дери.
[nick]Первый[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/d5/79/72/922608.jpg[/icon]
Отредактировано Кахир (2023-10-02 23:15:01)
"Бюро не так часто оказывает услуги сопровождения, думаю тебе рассказали об этом", — Арье невольно поджал губы, вслушиваясь в слова проводника: тот остался сдержан, спокоен, тот без труда пошел по пути объяснения, и в голове зверолюда замер вопрос, который он так и не адресовал своему собеседнику: "Как много личностей ты уже сопроводил?" — ведь тот тут же перетекал в иные: "Сколько тебе лет?", "Как давно существует Бюро?"
Потянешь один, вытянешь следующий, а за ним дальше — бесконечная цепочка из разноцветных платков в руках неудачливого волшебника и фокусника, не способного остановить шоу, попросту забыв "стоп-слово". И теперь этот поток мыслей угрожает затянуть тебя в водоворот и утащить в сточную трубу. Проще не вытягивать первый платок, лишь взглянуть на него со стороны и слабо сжать в пальцах свои локти, скрещивая руки на груди.
Проще кивнуть, соглашаясь, вспоминая круглую сумму, отданную "Отусу" за сокрытие информации, за "новую жизнь" и дорогу к ней.
Сложно лишь сказать себе, что заслужил того, будто бы рациональное понимание никак не не желает входить в коробку, заполненную чернью собственных эмоций.
Первый обрисовывает женскую фигуру.
Мгновение. Два. Бернхольд моргает в непонимании, пока его собеседник не начинает говорить, и тут его брови соскальзывают выше в мгновении озарения. Представить практически оголенную грудь, подскакивающую с каждым движением ретивого коня, не было сложным — сложнее было сделать вид, что это вызывает хоть что-то, кроме затаенного стыда.
Арье чуть рвано улыбается уголками губ и сдерживается, чтобы не отвести взгляд. Он не находит слов. Спросить, не зашла ли эта открытость дальше, попытаться прокомментировать воображаемое декольте, отпустить грязную шутку — так просто, но так вульгарно и неуместно фальшиво, когда оно — лишь картинка, лишенная чувства.
Водоворот мыслей густеет, отчего сам их ход нарушается. Язык прокатывается по клыкам.
"Все были разные, с кем-то проще, с кем-то тяжелее".
"Значит, немало", — выдернутый ответ на старый вопрос.
"...Но, пожалуй, скажу что ты как компаньон достаточно приятный и комфортный".
Отчего-то мало верит. Может, предчувствует следующие слова? Усмехается криво и невольно жмёт уши к голове.
К глотке подкатывает ком от осознания, что, убегая всю жизнь от звериного клейма, ныне он неизбежно возвращался к нему же. Хотя, верно, никогда и не был от того свободен.
Он не желал быть "выше собратьев", получая положительную характеристику лишь от того, что планка изначально низка. Будь его состояние иным, не работай зелье, сжимая в пальцах чужой ворот, он мог потребовать смотреть на него, как на равного, но не бросать взгляды сверху вниз.
Хвост — лишь обрубок. Но избавься он от него полностью, укороти уши, вряд ли смог бы что-то изменить: до злосчастного полнолуния он это понимал, потом ему потребовалось время, чтобы это снова проглотить. Сейчас купированное продолжение позвоночника отзывается слабой болью, будто напоминая о себе.
Зверолюд не реагирует на похвалу вслух, чуть пожимает в ответ на нее плечами и вздыхает.
Первый не виноват в его сметении и его мыслях, но неосторожно бередит раны, скрытые под одеждой, а потому незаметные со стороны.
Ведь на деле застрял где-то между, оттого разорван на части: еще гнаться за традициями, втаптывать себя, ощущая невозможность им следовать, а вместе с тем выгрызать из себя волчью суть, — противоречие на противоречии.
"... я нахожу тебя достаточно приятным..."
Проводник настойчиво идёт против его мыслей, сам порождает волнение, сам перенаправляет.
Но Арье ощущает себя слишком устало, чтобы вслушиваться в шум бушующего моря.
— У меня очень много вопросов, — произносит волк приглушённо, он прикрывает глаза, хочет сказать себе, что ещё не время спать, что платки летят, и сейчас есть возможность это остановить. Мир перед глазами вздрагивает, двоится. Зверолюд давно не ощущал покоя, оттого мышцы наливаются свинцом, но он мотает головой, чтобы смахнуть дрёму.
— Постарайся не слишком задерживаться, — откликается Арье, слабо качает хвостом, стараясь в темноте найти демона, ухватиться за его образ.
Сейчас почти не важно, что вопросы в голове нелепы. Мысли начинают напоминать кисель, Бернхольд тихо рычит на себя за слабость собственного организма и носом утыкается в предплечье, исподлобья взглянув на вожатого.
— Я постараюсь дождаться тебя, — снова. А потом снова и снова, не спрашивая у себя зачем и почему.
But my heart is restless
Because the night is getting longer
[indent] У него вопросов, он хочет дождаться возвращения своего проводника, но тот напротив, нарочно тянет время и не спешит обратно. Зелье не начнет действовать так быстро как иногда хотелось бы, у этого достаточно мягкий и плавный эффект. Поначалу приходит расслабленность, притупляются чувства тревожности и другие негативные ощущения, затем постепенно человека начинает одолевать нарастающая сонливость. Учитывая как на него отреагировал зверолюд и какие эмоции почуял от него инкуб, то перед тем как снова показаться на глаза хищнику он решил дать дурману подействовать минимально, а затем ответить на такое же количество вопросов. Под глазами легли темные круги от недосыпа и изрядной усталости, у Кахира состояние было не лучше, чем у Мартина. Перед тем как отчалить на эту миссию пришлось разобрать внушительное количество документации и не мало чего подготовить, но благодаря маскировке все это удалось скрывать, а сила воли и выдержка помогали не показывать никаких признаков, однако Харири был не вечен.
[indent] Полнолуние, полнолуние, - за свою не малую жизнь он встретил не так много зверолюдов, по пальцам руки пересчитать обращенных и, пожалуй, ни разу не видел их в подобной форме прикованными. Или запертыми. Нет, в целом демон привык лишать кого-то свободы, но только во время сексуальных игр, а вот так чтобы всерьез... Было ли это тем самым необходимым злом? Почему-то он не мог представить Юста каким-то кровожадным созданием резко скатившимся к низменным инстинктам и жажде крови, но прекрасно понимал как заблуждается и как бывает обманчива внешность. Нельзя недооценивать собственного заказчика, тем более если тот внезапно решил начать новую жизнь под другим именем. Блондин пытался прикинуть и проанализировать информацию, полученную за день о хвостатом путем наблюдений за ним. Брюнет был сдержан, вынослив и чуток, как и любой дикий зверь, однако стоило наемнику привести пошлую историю из своего прошлого, которая казалась ему забавной, то парнишка постарался тут же отвести глаза и спрятать куда-нибудь свой взгляд. Смущен? В таком-то возрасте? Девственник? Моралист? Сложно было представить его изнеженной и ранимой натурой, раз дорога привела его в «Отус», но все же. Вода приятно холодила лицо и шею, а вот остальное тело было не очень-то радо столкнуться с подобной температурой. Демон был свычен к разному роду лишений и неудобств, однако к хорошему привыкаешь быстро и быть вытащенным из теплого гнезда одеял, пледов и кучи подушек - вот истинное огорчение для него. Он снова ощущал себя бродяжкой, каким уже не был больше сотни лет, но это совсем не то чувство ностальгии к какому ему хотелось бы когда-либо вернуться.
[indent] - Итак, пожалуй, стоит начать с банального? - Кахир предусмотрительно сменил походную одежду на обычный спальный вариант, а в данном случае на обычные пижамные штаны на резинке и ничего более, броню и все прилагающийся оставив в ванной комнате. Так зверолюда будет беспокоить меньше посторонних и ярких запахов, тем более все они сейчас все были связаны с дорогой, а это могло лишний раз напоминать Мартину о неприятных обстоятельствах его путешествия. Харири не строит из себя совсем уж стального мужика, он не жует лед, чтобы напиться и не взбалтывает корову ради масла, так что вполне себе по-человечески откидывает со своей койки в сторону покрывало, поддевает ладонями одеяло и накидывает то на плечи чтобы в дальнейшем укутаться. Так и лишней наготой смущать собеседника не будет, да и в старческую печень не надует, а та вот-вот могла отказать из-за стольких лет праздного алкоголизма и тунеядства.
[indent] - Частенько спрашивают про возраст, не так ли? Могу сказать только то, что я старше тебя. Очень и очень сильно старше, я почти ископаемое, - усмехается беззлобно, зачесывая пальцами длинные темные волосы назад. Вряд ли такой как Мартин будет бояться какого-то шрама на лице, - работаю в бюро фактически с момента его открытия, а это немногим более сотни лет. У меня есть прекрасная, но строптивая дочь, - на этом моменте инкуб непроизвольно сделал паузу. Когда-то давно он бы рассмеялся, если бы кто-то назвал его сентиментальным или что даже такой, как Кахир, когда-нибудь к кому-нибудь всерьез привяжется. Он любил Иникс, но не предполагал насколько сильно. Когда ему только пришли бумаги с войны и свидетельство о ее смерти, то он долго смотрел на текст и не мог прочесть ни слова, словно разучился. Сердце, прежде учащающиеся только при виде аппетитных задниц и при длительном беге, на ровном месте разогналось от минимума и до барабанного боя в ушах. Пришел в себя глава бюро только в тот момент, когда секретарша натурально вылила на него третье ведро воды, а потом начались долгие годы поисков, разбирательств и надирание одной девичьей задницы.
[indent] - Один раз я чуть не потерял ее, - голос стал на тон тише, - тогда я был рад своей профессии и работе в «Отусе», поскольку будучи следопытом и имея связь с разнообразной информацией я смог напасть на ее следы. Так что ты хочешь спросить? - Откровения кончились так же резко, как и начались. Это была не только психологическая уловка чтобы показаться зверолюду более человечным, но и намек на такое же наличие семьи как возможно и у Мартина. Вряд ли тот был сиротой, однако и наемник не пытался сказать «я прекрасно понимаю каково это», скорее «я когда-то испытал нечто схожее и никогда бы не хотел повторить это вновь, я сожалею о случившемся с тобой».
[nick]Первый[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/d5/79/72/922608.jpg[/icon]
Отредактировано Кахир (2023-10-13 20:06:00)
Главный яд, который несет бессонница — бесконечная усталость и невозможность ее удовлетворить, желание распасться на куски, но неиссякаемое ощущение того, что весь перетянут плотными нитями, не позволяющими тебе обрести покой: когда Первый уходит и Арье поддается порыву, заваливаясь на постель, он чувствует все это слишком ярко. Он даже закрывает на миг глаза. Но сон не приходит. "Может, это и к лучшему?" — спрашивает он у себя и усмехается этой мысли мрачно, покуда, открыв глаза, может видеть, как трещины на потолке образуют завихрение, сливаясь с шумом разбивающейся о пол воды.
Он просто ждёт.
Задается вопросом, что настигнет его раньше: сон, безумие или проводник?
Считает секунды, вытягивая руки, осматривает стертые подушечки, только чтобы с неудовольствием спрятать затем их от своих глаз. И зажмуриться еще на миг, с шумом втягивая воздух, пронизанный крупицами разнообразных запахов и ароматов. У него нет сил, чтобы вчитываться в них сейчас, но он неизбежно чувствует их, концентрируется на них, пытаясь тем самым спрятаться от собственных размышлений, пока звук шагов не дает ему понять: время проскользнуло сквозь пальцы, как песок, победитель определен, и сумасшествие, вместе с дремой, должны уйти в тень.
Волк поднимается, отчего кровать протяжно и противно скрипит, его волосы, спутанные, непривычно небрежны, спадают на лицо, бирюзовые глаза отдают отблеском догорающей свечи, когда скользят в сторону источника звука.
Беспорядок, в который он окунул себя и свою жизнь, все еще неприятно претит, заставляет кусать язык.
Но в эти мгновения он может позволить себе о том не думать.
"Пришел", — произносит под нос себе, констатируя и без того очевидную истину. Первый, оставляя торс обнаженным, следуя простому примеру и не обременяя себя одеждой, невольно цепляет взгляд зверолюда. Арье сам не замечает, как взгляд его соскальзывает ниже от лица собеседника, но вот голос демона звучит, как пушечный выстрел, — он заставляет встрепенуться, оборвав собственный импульс на середине и не дав ему и малейшего продолжения, которое могло бы породить ощущение стыда.
С банального? Что вкладывает вожатый в это слово? Может, захочет поведать свое имя, обозначить границы, сказать, что волку не стоит совать свой любопытный нос дальше них? Может, банальным для него будет ответ, в крови ли его руки? Встречались на пути и такие...
Бернхольд склоняет голову набок, его движения пронизаны неторопливой плавностью, навеянной утомлением, и все же он способен мыслить, сшивать чужие слова и образовывать целостные образы на основе их. Ископаемым, впрочем, Первый для него не выглядит, но бывшему детективу не сложно напомнить себе, что перед ним демон, чтобы развеять всякое сомнение, едва закрадывающееся в мысли.
По сравнению с ним, может, волк — младенец, еще ничего не понимающий в жизни, что продлится лишь несколько мгновений и закончится практически тем, чем и начиналась — снисхождением до инстинктов и забытием.
Арье едва заметно ежится лишь на миг, когда допускает все эти думы, но не позволяет себе утонуть в них.
Первый не похож на большинство демонов — работает в информационном агентстве, семьянин (как кажется волку, исходя из его слов). Его же проницательности зверолюд может лишь позавидовать.
"А где же мать?" — хочет поинтересоваться меж тем, когда улыбка от слов о том, что у проводника есть дочь, ослабевает, прежде чем смениться задумчивостью.
Терять тех, кто дорог тебе, всегда тяжело.
Первый не похож на большинство демонов — он может испытывать привязанность и искренние эмоции. Вряд ли в ином случае пытался бы перевернуть архивы и раздобыть информацию, чтобы вернуть то, что однажды от него ускользнуло.
И все же в его истории и его образе было много пробелов. И Бернхольд тихо вздохнул, отведя взгляд в сторону, когда право выбирать, что спросить, пало в его руки. Казалось, можно узнать все, что угодно. Но мысль предательски ускользала.
— Я не могу спросить, кто ты, — замечает волк и подбирает к себе одно колено, не отводя взора от Первого, не моргая, лишь задумчиво ведя обрубком хвоста, — Не могу узнать многого, — добавляет глухо, напоминая условия договора и самому себе. А потом выдерживает паузу.
— Так значит, у тебя есть семья? — спрашивает негромко, прикрывая бирюзовые глаза, — Неожиданно для демона, — добавляет, внимательно наблюдая за реакцией, пусть ощущает замыленность собственного взора, знает, что не уловит всего и что, если проводник пожелает того, он всегда сможет ускользнуть от правдивого ответа.
But my heart is restless
Because the night is getting longer
[indent] Имена и возраст никогда не сближали людей, что-то общее между ними возникало благодаря каким-то фактам, совместным переживаниям, схожесть характеров и многое другое. Словом, нужно было нечто большее, чем просто данные из картотеки. Вряд ли Мартину сейчас нужен был очередной человек, что пройдет мимо и никак не запомнится в его новой жизни. Кахиру хотелось как-то облегчить его судьбу и сделать так, чтобы путь скрасился приятными беседами, совместными трапезами не на скорую руку и не с неловким молчанием. Зверолюд слушал его внимательно, не перебивал и скорее всего пытался переварить полученную информацию. Мало у каких наемников на самом деле есть семьи, поскольку таким есть что терять и кто без них явно не протянет, хотя кого-то и от нелегкой жизни толкает на данный опасный путь.
[indent] За зверолюдом было любопытно наблюдать. Тот силился управлять хаосом своих мыслей несмотря на размеренно накатывающие волны усталости, они с каждым разом становились чуть выше, вытягивались сильнее и так приятно обволакивали, укачивали. Вдалеке от большинства людей, на отшибе жизни, в занюханном номере почти разорившегося постоялого двора. В этой обстановке Юст смотрелся словно подснежник в конце крайне жаркого лета. Неуместный, не вписывающийся, но по какой-то неведомой причине присутствующий, вынужденный существовать здесь и сейчас вопреки всему. Он не был похож на мальчишку выросшего на улице, жующего за неимением чего-то другого заплесневелый хлеб и не казался жертвой насилия со стороны сверстников или кого-то старшего. В нем прослеживалось что-то более возвышенное, а может так Харири попросту казалось и он уже слишком стар, засиделся в своей коморке в бюро и утратил чуткость нюха. Мартин тем временем повторял слова своего сопровождающего, словно пробовал их на язык как кровь и обостряя все свои звериные рецепторы. Инкубу было искреннее интересно что же такого у него захочет спросить этот юноша, а когда тот задал свой первый вопрос, какой скорее являлся более риторический, да с приправой с виде последующего утверждения, то наемник не смог скрыть ставшей шире улыбки.
[indent] - Да, я люблю свою дочь, - в подтверждение кивает он и добавляет столь же непринужденно, - сам не думал что когда-нибудь у меня будет семья, пусть и такая немногочисленная. Мне ее достаточно, - и даже не потому что выносит мозг за всех вместе возможных взятых. Мужчина не отрицал свою принадлежность к демонической расе и не думал опровергать, его реакция сказала все за него. Да, вероятно теперь Мартин озадачится отсутствием рогов, хвоста или крыльев, однако он был мальчиком сообразительным и быстро смекнет что к чему. Кто захочет в проводники не просто демона, а настоящего инкуба? Никто не любил таких как Кахир, да и светить дополнительно рожей как главы «Отуса» было не в его интересах. У кого-то начинался мандраж, у кого-то паника, что раз сопровождает сам Первый, то все, везде враги, опасности, либо он же сам и пришьет по дороге. У испуганных людей поразительно больная и извращенная фантазия, похлеще чем у самого рогатого.
[indent] - Не все любят таких сопровождающих как я. Устаешь, знаешь ли, от того что каждый видит в тебе большую угрозу, чем в окружении. Это как стоять над пропастью лавы и бояться не самого факта падения в раскаленную магму, а моста на котором стоишь. Или собственной тени. Если я не прячу свою истинную сущность и вынужденно заселяюсь с кем-то в один номер в целях безопасности, то все поголовно опасаются изнасилования, либо напротив - ожидают что я сейчас скину с себя все тряпье по мановению волшебной палочки и начну карать их «нефритовым жезлом» как в тех самых вульгарных бульварных романах. Для многих подписанный контракт ничего не значит перед лицом собственных заблуждений, а жаль, - хмыкнул брюнет и тоже подобрал под себя ноги, но сев по-турецки и начиная пригреваться под одеялом. Становилось даже как-то уютно. Ливень стучался в окна, барабанил по крыше, а они тихо беседовали между собой. В какой-то момент Кахир поймал себя на мысли что Юст при всей своей храбрости ощущается каким-то потерянным и беззащитным. Хотелось забрать его под одеяло, поцеловать по-отечески в макушку и увещевать в хорошем дне, какой непременно наступит после сладкого и крепкого сна в котором зверолюд мгновенно бы забылся расслабившись в чужих объятиях.
[indent] - Но на самом деле это мелочи, знаешь почему я действительно вынужден прятать свою настоящую личину? - Голос заметно тише, Харири слегка наклоняется вперед и будто бы вот-вот раскроет свою самую сокровенную тайну, а потому шепчет едва слышно для нормального человека, но не для зверолюда, - на самом деле... - Нарочная пауза, заставляющая нарастать интригу, - можно разориться на проткнутых рогами подушках и поцарапанных спинках кровати... - И лицо такое серьезное, словно он ни разу не шутит, но через пару секунд уже снова начинает улыбаться и посмеиваться, занимая прежнее положение.
[indent] - Как-то в детстве мне снился кошмар. Меня кто-то преследовал в нем и я был жутко напуган, убегал по темноту лесу что было сил и слышал как топот позади становится все громче и громче, а я совсем мелкий был, драться не умел и даже не знал что это такое. Так что когда это чудовище меня настигло, как мне показалось, сработал рефлекс и я от страха подпрыгнул и как-то изогнулся, что лягнул неглядя это нечто. Так получилось. Но проснулся я из-за того что в действительности повторил почти это же и в итоге воткнулся рогами прочно в изголовье. Самого себя вытаскивать тяжело, знаешь ли, до утра кивал головой и раскачиванием делал дырки в спинке кровати шире. Шея потом болела почти с месяц, - посмеивался инкуб, потихоньку передернув плечами и начиная укладываться в кровати, пока что ложась на спину. Он даже нарочно сделал вид будто бы зевает и прикрыл рот ладонью, провоцируя все в Мартине на то чтобы повторить свои действия, все больше и больше склоняя того ко сну.
[nick]Первый[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/d5/79/72/922608.jpg[/icon]
Что ждёт Арье от выброшенной в море времени фразы? Возможно, какой-то ясности, которую не может уловить в тех фрагментах, что лежат в его руках, возможно, проверить искренность своего собеседника, его слова на прочность, и почти с удивлением хочет потянуть хвост ближе к себе, проскальзывая им по ткани постельного белья и заставляя ее волнами изгибаться под ним, но обрубок лениво очерчивает траекторию в воздухе и не может стать немой опорой и выражателем эмоции — обрубок лишь жалкий рудимент, напоминание о свершенном, что-то, что должно бы было также исчезнуть вслед за своей "историей", но отчего-то все еще бессмысленно остающееся на своем месте.
Если подумать, Арье видел в том нечто близкое ему самому.
Прикрыв глаза, он кивнул своему собеседнику. Не произнося того вслух, сделал заметки на слове "люблю" и отсутствии отрицания, мерно принял мысль о немногочисленности семьи и о том, что мать так и не была упомянута в качестве ее члена, что заставило зверолюда в задумчивости чуть надавить на свой клык языком. Невежливым казалось ему спрашивать причину, тягучий же мозг настойчиво навязывал идею о болезненной утрате, отчего разговор о том угрожал обрести слишком личную окраску — такую, какой не делятся с первым встречным, только если не питая надежду, что он станет хорошим слушателем, а дальше ваши пути никогда не пересекутся.
Арье прикрыл глаза.
— Всегда приятно услышать хорошую семейную историю, — произнес он спокойно, допуская лёгкую улыбку на своих губах и когтями очерчивая сгибы локтей.
Приправить ту горечью было можно всегда. Но Первый концентрировался на хорошем, а значит мог жить дальше, с какими препятствиями не столкнулся бы в прошлом. Цепляясь за эту мысль, Бернхольд проводил для себя незримую границу. Он не хотел говорить о дурном, когда по комнате разливалось медовое тепло, пусть мысли его были укутаны мраком и где-то предательски фантомной конечностью ныло ускользнувшее минувшее и возможное будущее.
В другой жизни они могли бы делиться рассказами о семьях и вместе разделить мысль о сложности воспитания, в другой жизни он мог бы не уйти в работу с головой и не допустить случившегося, в другой жизни...
Бывший детектив моргнул. Их окружал сумрак, со стороны трещин меж стенами и окнами тянуло легкой прохладой, запах хвои, треск догарающей свечи, лицо демона напротив.
Не было никакой другой жизни.
Было лишь здесь и сейчас.
Голос проводника вывел его из задумчивости и заставил сдвинуть в сторону тяжелые мысли-булыжники.
Бернхольд не спрашивал о происхождении Первого прямо, не спрашивал о причинах, почему прятал он свое лицо под чьим-то чужим — казалось очевидным, и все же повел ушами в приглушенно-усталом любопытстве в сторону вожатого.
Нет, он искал причину в ином (конфиденциальность, безопасность), не в отношении сопровождаемого. Задумчиво чуть склонил голову вбок, но не перебил. Даже далее строя цепочку, вспоминая о демонах как о порождениях греха, смотрел в сторону специфики своей работы, напоминая себе о разрушительной их натуре, которой противоречил Первый.
"... все поголовно опасаются изнасилования, либо напротив — ожидают что я сейчас скину с себя все тряпье по мановению волшебной палочки и начну карать их «нефритовым жезлом» как в тех самых вульгарных бульварных романах..."
Очевидно, он не мог подумать в сторону того, кем на самом деле был его сопровождающий. Даже теперь, вступив в диссонанс, новая информация заставила волка разве что недоверчиво едва заметно нахмуриться, втянуть воздух поглубже, инстинктивно пытаясь распробовать его, с той же целью скользнуть языком по губам, параллельно слизывая крупицы запаха.
"Кто ты?" — вопрос, но скорее отрицание.
"Что демон как ты делает в информационном агентстве?" — он не понимает, мажет по лицу Первого взглядом, но каждый раз соскальзывает, когтями надавливает на кожу, пытаясь болью вернуть себе сознательность.
Неужели так на него повлияло молоко? Какое-то сомнение скользнуло вяло, блекло, не способное обрести форму и стать выводом.
Бернхольд тихо выдохнул. Скверно было подумать, но, узнай он обо всем раньше, возможно, и сам задумался бы о безопасности. Но ему достаточно было немного подумать, чтобы сморгнув пелену, напомнить себе, что перед ним мужчина. У демонов здесь была, в представлениях бывшего детектива, более жесткая расстановка, отчего замыливался повод для истинного беспокойства.
Где-то в мыслях Арье назвал себя дураком.
Он скосил взгляд в сторону окна, за которым противно еще бил дождь, обещая наутро превратить дорогу в ледяное озеро.
Нужно было что-то ответить. Но слова не шли на язык, и демон снова взял инициативу в свои руки. В какой-то степени зверолюд был благодарен ему за сглаживание этой нелепой паузы.
Он посмотрел на проводника вопросительно, повел ухом. Возможно, он ожидал еще чего-то, что заставило бы его более усомниться в собственной адекватности, нарастающая интрига, подстегивающая "не томи" не служила снижению эффекта. Волк ждал. А потом вскинул брови, прежде чем скосить взгляд к изголовью кровати.
Если это не иллюзия и рога действительно исчезали, способности к магии или зельеварению демона не могли не впечатлять. Впрочем, Бернхольд мало смог зацепиться на идее о том.
— Фирма бы разорилась на компенсации ущерба, — попытался поддержать шутку зверолюд, замечая, как на лице его собеседника растягивается улыбка.
Не хотелось оставлять его без ответов — то не казалось справедливым в ответ на искренность.
А для своей роли Первый ощущался действительно неожиданно искренним и открытым.
Арье скрестил руки на колене и положил на них голову, готовый слушать все, что желал бы рассказать ему собеседник. Под его глубокий голос невольно медленно накрадывалась усталость и сон. И, может, волк оказался бы на грани дремоты, если бы картины кошмара не скользнули по его спине холодом когтей, с картиной темного леса и преследования не осели на языке металлическим привкусом, не затаились напряжением мышц и криком раздирающим темноту, от которых предательски забилось сердце, а взгляд утонул в пустоте.
Очнись — вдавливает когти в плечи.
"... Но проснулся я из-за того что в действительности повторил..."
Пару раз моргает, ощущая, что невольно потерял часть истории, вскидывает на демона взгляд.
Это был лишь кошмар. Чужой кошмар, заканчивающийся шуткой.
В этом не было ничего.
Где-то в глубине души Арье злился на себя за то, что был еще терзаем всем этим, но знал, что злился бы больше, испытывай равнодушие.
Он позволил себе рваный смешок. Впрочем, в притворстве не было никакого смысла.
— Неудивительно, — отозвался Бернхольд, наблюдая за тем, как аккуратно собеседник растягивается на кровати, стараясь заставить себя расслабиться вновь, подавляя желание бежать, — Наверняка ты сильно ушибся, — стараясь сконцентрироваться на более домашней картине, выдохнул бывший детектив и слабо улыбнулся.
Он не мог бы выйти, чтобы добыть себе пару глотков воздуха. А потому заставил себя сменить положение и также лечь, носом утыкаясь в подушку.
— У зверолюдов беда сходна — если ткань постельного белья останется недостаточно прочна, после попадания в детские клыки и когти от нее ничего не останется, — как можно более непринужденно отозвался волк и перевернулся на спину, упираясь взглядом в потолок.
Отсчитал несколько ударов сердца.
— Спокойной ночи, Первый, — уронил негромко, чуть хрипло и отвернулся, притягивая к себе одеяло.
Отредактировано Мартин (2023-11-16 23:55:46)
But my heart is restless
Because the night is getting longer
[indent] Может это все из-за влияния на него дочери? Что он вот так размяк? Привыкший держать лицо и сердце холодным, смотреть на все живое с презрением, сейчас наблюдал за Мартином и не мог не желать удушить всех его обидчиков. Он был больше похож на брошенного котенка, нежели на волка, даже щенка. Тот бы скулил и искал, вероятно, стаю или кого-то подобного себе, возможно вообще хоть одну живую душу способную разделить с ним этот момент и перестать бояться. Только Мартин был не таким, он скорее шипел, ерошил шерсть и оголял когти, показывал клыки. У Харири даже никогда не было обостренного чувства справедливости, он прекрасно знал что слабым не место в этом мире, их только пожирают или ими пользуются, именно поэтому он никогда не заводил близких связей. Не хотел нести ответственности, впрягаться в чужие проблемы, тащить кого-то за собой или к свету. Своей семье он был ну нужен, среди демонов в целом он не видел тех самых классических счастливых и прочных связей, только порочные. Не знал родителей ни в лицо, ни по именам, сколько себя помнил, то всегда был сам по себе. Так что глядя на Мартина примерно понимал каково это, но было разительное одно отличие в их ситуациях. У инкуба не было вот такого дяди-наемника, который отчаянно из шкуры вон пытался вылезти и развеселить его, отвлечь от самого себя и защитить, даже пусть и за деньги. Демоны - раса, какую мало кто любил, так что даже если блондин обогащал чей-то кошелек и просил сопровождения, то каждый первый пытался как-то кинуть его или прирезать. Это была еще одна из причин основать информационное бюро. Предоставлять услуги и помощь только проверенным личностям, тихо следя за теми кто не внушал доверия или был на грани.
[indent] - Доброй ночи, Мартин, - на сегодня этого хватит. Кахир планировал подбираться к зверолюду не спеша, иначе точно лань тот испугается и убежит очень глубоко в дремучий лес собственных мыслей. Инкуб был не против и сам из подобного выбраться, но был уже слишком стар для подобного дерьма. Он закостенел в своих привычках, даже появление дочери в его жизни вряд ли существенно сдвинуло точку зрения, скорее научило быть немного мягче и стараться чаще идти на компромиссы. Она была дорога ему, а он по какой-то неведомой причине был нужен ей. И по сей день все точно так же, наверное. Харири хоть и мог, но никогда не пытался залезть к дракониду в голову, не стремился прочитать ее мысли. Иникс должна была раскрываться по собственному желанию, как и Юст.
[indent] Сон наползал так же неприятно, как и если кутаться в шерстяное одеяло. Сложно было лежать спокойно и подавить в себе желание ворочаться, не хотелось лишний раз нервировать юношу, а то вдруг тот тоже не уснул так быстро, хоть зелье и должно было уже отправить того в мир Морфея. Чем больше наемник думал о сроках миссии, о дальности пункта их назначения, то все больше приходил к одному единственному и верному решению, им нужно будет найти убежище для полнолуния. Лучше задержаться на несколько дней, даже неделю, но дать возможность зверолюду максимально безопасно перенести этот опасный период. Как для самого себя, так и для других. У ушастого явно психика трещала по швам, так что бросать того в новом месте обитания в самый пиковый момент озверения - не самая лучшая идея. Лучше обойтись малой кровью, не так ли?
[indent] Утро встречало все той же барабанной дрожью по крыше постоялого двора. Первым делом перевернулся и проверил на месте ли был его спутник, но тот мирно сопел в подушку и Кахир на всякий случай поправил одеяло на Мартине, подтянул то повыше, сквозняки тут были те еще. Интересно, а таким как он - может продуть уши? Спросить, что ли, на досуге? Если мужчина все рассчитал верно, то юноша проспит еще пару или даже тройку часов, а значит времени у того было предостаточно для выполнения своей работы. Уходя оставил на прикроватной тумбочке один из своих кинжалов, не столько опасаясь за неожиданно необходимую самооборону для нанимателя, сколько как своеобразную записку с намеком на свое скорое возвращение.
[indent] Дорога все больше напоминала квашеную капусту бабули Мойры, пробовать не хотелось никаким образом, приближаться тем более, не говоря уже о сомнительном запашке. И хоть тут больше отдавало прелой листвой, то в том блюде явно кто-то сдох и не один раз. Так что все внутренние инстинкты буквально визжали толпой маленьких девочек о том, что нужно сменить курс и скорее всего сделать очередную петлю, но зато там скорее всего будут поджидать бандиты и другие тунеядцы. Возможно даже те самые навязчивые торговцы всякой бакалеей, этих больных ублюдков даже грабить бояться, ибо любого потенциального воришку эти виртуозы подвешенного языка и запудривания мозгов оставят без штанов быстрее, чем те успеют моргнуть. Хлеще цыган, ей Богу. Однако вся эта монотонная рутина с подготовкой для инкуба была почти как мантра, все равно что начищать доспехи или затачивать оружие перед битвой, только тут конь, стремена и плотный завтрак.
[indent] Вчера зверолюд расправился с травяным чаем не так лихо, как мог бы, а потому Харири задумался о чувствительности языка ушастого. Может тот так же как и котик слишком чувствителен к температурам пищи? Не зря же есть крылатое выражение про кошачий язык? Сам же мужчина старался избегать совместных трапез, так как будучи демоном он насыщался совсем не от еды, можно сказать даже, что во время таких походов он всегда садился на голодовку. Благодаря беседе перед сном Юст уже знал кто его сопровождает, а поскольку юношей он был сообразительным, то поймет почему частенько стол будет накрыт только для него одного. Этим утром было точно так же, желая примерно подгадать время пробуждения Мартина, Первый уже принес завтрак для него и тот все еще оставался теплым под клошем, инкуб даже чайник и заварник притащил сюда отдельно, хотя бутылка белого вина рядом могла озадачить спутника. На самом деле такое сочетание в кружке приятно бодрит, даже лучше, чем кофе.
[nick]Первый[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/d5/79/72/922608.jpg[/icon]
Под одеялом, в комнате, было тепло, но Арье, смотря в стену перед собой, ощущал, будто ему было невыносимо холодно. Холодно расставаться со своим прошлым, со своим "я", со всем, что когда-то грело и что-то значило. Ему казалось, выдохни он, из рта бы вырвалось облачко пара.
Конечно, невозможно.
Зверолюд ежится и утыкается носом в подушку. Чужое присутствие заставляет его присмиреть и постараться не шуметь. Он не надеется сегодня уснуть, несмотря на навеянную зельем сонливость, он уверен, что к первым лучам рассвета он будет ощущать себя все таким же усталым и разбитым, как этим утром, как днём, два до.
Возможно, он даже надеется, что устанет достаточно, чтобы к полнолунию не иметь просто сил для обращения или для чего бы то ни было вообще.
Хотел верить, что так может работать.
И все же и сам не заметил, как, закрыв глаза, провалился в глубокий, но беспокойный сон. Все происходит так быстро, что волк и не успевает осознать, когда мир вдруг меркнет, а тело утопает в столь нужном для него и столь отвратном для разума отдыхе. Ведь во сне снова переплетение двух жизней, разрозненные картинки, которым он не может найти объяснения, цепи событий, теряющие свою логику, не успевая даже ещё ее обрести. Яркие вспышки сменяются усеянными листвой дорогами, мелодия оркестра протяжным вскриком, запах крови ароматом духов, а потом — запах пищи заставляет чувствительный нос зверолюда дернуться, инстинктивно он приподнимает верхнюю губу, обнажая ряд зубов и острые клыки в моменте, когда все внутри скручивается, ворочается.
Несколько вязких, как смола, мгновений, остатки сна растворяются, Бернхольд открывает глаза и тут же жмурится от света, от острых игл реальности, которые пронзают его и воскрешают его мысли, воспоминания, понимание где он, кто он, почему здесь находится.
К глотке едва не подкатывается тошнота, но волк ведет головой. Несколько раз он моргает, прежде чем открыть глаза и упереться взглядом в потолок. На самом деле, тут не так уж ярко, на улице вовсе тоскливо и пасмурно.
Хотя, если подумать, уже было не утро.
Его кровать смята. Сам он выглядит несколько неопрятно-взъерошенным, отчего уже самому ему становится некомфортно от собственного вида. Он чует, чувствует, что его сопровождающий уже здесь, в одной с ним комнате.
Он знает, что тот снова назовет его Мартином, если захочет обратиться по имени.
Прикусывает язык и приподнимается.
Он и сам смятый, как собственная кровать. Волосы упрямо спадают на лицо — так и тянет состричь, отправить туда же, куда отправлен в свое время был и хвост.
Юст давит выдох.
— Доброе... утро? — здоровается с сомнением, взглядом мазнув по Первому. А потом остановив глаза на завтраке, определенно не уверенный в том, что подобная обходительность могла бы входить в услуги сопровождения, не уверенный в том, что бокал вина — не выбор самого провожатого.
— Сколько у меня времени? — не менее очевидно, что Мартин слишком долго спал. В отличие от остального, он почти уверен, что Первый пытался его разбудить, но его голос слился с общей какофонией сна и не смог достичь смятого желанной дремой разума. Зверолюд опускает ноги и поднимается, в голове составляет план, что должен сделать сейчас, ощущая медленно закрадывающееся волнение — сам же отнял у них время.
But my heart is restless
Because the night is getting longer
